Библиотека | Статьи

Тунгусский метеорит и проблема палеовизита
В.В. Рубцов (Харьков)

1. Введение

Палеовизит – термин далеко не общепринятый (в литературе он используется раз в десять реже, чем близкий ему «палеоконтакт» – тоже, впрочем, не каждому читателю понятный), поэтому хотелось бы с самого начала пояснить его смысл. Проблема палеовизита – это проблема древних посещений нашей планеты пришельцами из космоса. В бывшем Советском Союзе вопрос о палеовизитах стал предметом активных дискуссий в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов прошлого века. Толчком к этому обсуждению послужила «гипотеза Агреста» – выдвинутое руководителем математической группы Сухумского физико-технического института и глубоким знатоком библейских преданий М.М. Агрестом предположение о том, что несколько тысяч лет назад обитатели Ближнего Востока стали свидетелями посещения нашей планеты космонавтами, прилетевшими из иной планетной системы. В подтверждение своей идеи Агрест приводил тексты из Библии и указывал на ряд возможных материальных свидетельств такого визита (тектиты, некоторые циклопические постройки, изображения «существ в скафандрах», и т.д.) Он также предлагал программу исследований, направленную на проверку его гипотезы. К этой мысли Агрест пришел летом 1959 года и вскоре выступил с докладом на научном семинаре СФТИ, участники которого – физики-ядерщики, математики, инженеры – оценили гипотезу о «космонавтах древности» самым высоким образом.

Конец пятидесятых годов прошлого века – время поразительных достижений в науке и технике, прежде всего в СССР и США. Только что был запущен первый в мире советский искусственный спутник Земли, и началась «космическая гонка»: каждая из двух сверхдержав старалась с помощью космических успехов продемонстрировать преимущества своей социально-экономической системы. Руководство США поставило перед страной большую национальную цель: высадить на Луне людей «раньше, чем это сделают русские». Потратив значительные средства и создав мощную ракетно-космическую систему «Сатурн-Аполлон», американцы своей цели, как известно, добились. Но это произошло только спустя десять лет. А 1959 год был годом триумфов советской космонавтики. В самом начале года (2 января) автоматическая межпланетная станция (АМС), впоследствии получившая наименование «Луна-1», стала первым космическим аппаратом, достигшим второй космической скорости и вышедшим за пределы поля земного тяготения. В сентябре станция «Луна-2» впервые в мире достигла поверхности другого космического тела – Луны. Наконец, в октябре того же года станция «Луна-3» сфотографировала обратную сторону естественного спутника Земли и передала фотографии на Землю. Сегодня, с полувекового расстояния, эти достижения выглядят еще значительнее. Запуск первых спутников – безусловно, эпохальное событие; но реальное проникновение в дальний космос началось именно с полетов этих трех лунных АМС.

Случайное ли это совпадение или нечто большее, но именно в 1959 году зародились также три главных направления поиска внеземных цивилизаций (ВЦ), которым суждено было в последующие десятилетия бередить души и профессиональных ученых, и любителей науки, и просто мыслящих людей. В апреле стартовал проект «Озма» – американский радиоастроном Фрэнк Дрейк без шума и рекламы начал поиск радиосигналов от внеземных цивилизаций на волне излучения нейтрального межзвездного водорода – 21 см. (Эту длину волны Дрейк и поддержавший его директор обсерватории Отто Струве выбрали, по сути дела, случайно, боясь насмешек со стороны консервативной части научного сообщества и стараясь «замаскировать» главную цель программы .) В мае выдающийся советский радиоастроном И.С. Шкловский выдвинул гипотезу о возможной искусственности спутника Марса – Фобоса и тем самым заложил основу для дальнейших научных поисков древних артефактов ВЦ в Солнечной системе . В июне – М.М. Агрест разработал свою гипотезу о «космонавтах древности» . Также в июне американский физик Джузеппе Коккони, еще не зная о работе Дрейка, послал письмо директору британской радиоастрономической обсерватории Джодрелл Бэнк с предложением организовать поиск радиосигналов ВЦ на самом большом в то время радиотелескопе. Месяцем позже в беседе Коккони с Филипом Моррисоном длина волны 21 см была теоретически обоснована, а статья Коккони и Моррисона, опубликованная в сентябре в журнале Nature , легла в основу формировавшейся сети научных публикаций по проблеме ВЦ . По плотности нетривиальных идей космического масштаба на единицу времени 1959 год, таким образом, явно выделяется – даже на фоне ХХ века, на такие идеи довольно щедрого.

Опасения Дрейка и Струве сегодня кажутся чрезмерными, но тогда у них были свои, и достаточно весомые, основания. К тому времени уже в течение 12 лет воображение американцев и западных европейцев будоражили газетные истории о наблюдениях «летающих тарелок», они же «неопознанные летающие объекты» – НЛО. Волна наблюдений НЛО над Вашингтоном в 1952 году, посадки «летающих тарелок» и появления «пилотов» во Франции в 1954 году, возникновение первых любительских уфологических организаций в США, Великобритании, Франции и других западных странах, резкое противостояние между «любителями», с одной стороны, и учеными и военными, с другой – всё это сделало тему контактов с внеземлянами весьма взрывоопасной. Правда, 1959 год остался в истории проблемы НЛО скорее как год «уфологического затишья» (если не считать исключительно интересного массового наблюдения НЛО с экипажем в Новой Гвинее 26-27 июня ), но психологическая связь между «внеземлянами» и «опасным бредом» уже сформировалась, особенно в США. В силе оставалась и секретная рекомендация т.н. «комиссии Робертсона» о «развенчании атмосферы таинственности, которая, к сожалению, возникла вокруг НЛО» и дискредитации проблемы НЛО (на деле – дискредитации людей, серьезно относящихся к этой проблеме ). Надо заметить, что, когда возникала необходимость послужить своему правительству, американская «большая наука» откликалась на этот призыв с неменьшим энтузиазмом, чем наука советская. Видный астроном Дональд Мензел, опубликовавший в 1953 году книгу «Летающие блюдца» , выполнил поставленную задачу, можно сказать, с блеском. И по сегодняшний день многие ученые, имеющие лишь смутное («газетное») представление о реальном содержании проблемы НЛО, уверены в том, что она решена полстолетия назад – это всего лишь оптические явления в земной атмосфере.

На официальном уровне отношение научного истеблишмента и государственной бюрократии к «близким в пространстве и времени» внеземлянам не особо отличалось в США и тогдашнем СССР. В нашей стране, однако, эти вопросы решались заметно проще: о них запрещалось что-либо говорить в печати. (Запрещение это было, правда, официально оформлено только в 1968 году соответствующим пунктом в главлитовском «Перечне материалов и сведений, запрещенных к опубликованию в открытой печати и в передачах по радио и телевидению»; до этого оно в большей мере базировалось на инстинкте самосохранения главных редакторов советских периодических изданий и директоров книжных издательств. Но эффективность его от этого не страдала). Оттепель, тем не менее, развивалась, и общество постепенно освобождалось от раболепного отношения если не к прямым распоряжениям, то, по крайней мере, к намекам власти. Однако в печати «летающие тарелки» продолжали упорно и последовательно третироваться как «неожиданно распространившийся» на Западе «массовый психоз» .

Советский научный истеблишмент старался, впрочем, быть «святее папы римского» и терпеть не мог не только «тарелок» (о коих даже и думать не желал), но и более отдаленных во времени загадочных событий. Тунгусский метеорит едва не пал жертвой этой антипатии. В 1946 году А.П. Казанцев выдвинул гипотезу о том, что «метеорит» был на самом деле внеземным космическим кораблем с ядерным двигателем, взорвавшимся в воздухе вскоре после посадки . Опрометчиво одобрив поначалу казанцевский рассказ-гипотезу «Взрыв» (заместитель председателя Комитета по метеоритам АН СССР Е.Л. Кринов даже ходил в московский Планетарий, чтобы помочь организовать программу с использованием идеи Казанцева ), астрономы быстро спохватились и повели активное – и далекое от корректности – наступление на дилетанта, посмевшего вторгнуться в весьма «эзотерическую» область научного исследования – метеоритику.

Главным аргументом против гипотезы Казанцева в статьях ведущих советских астрономов было: всё это бред, на месте Тунгусского падения, безусловно, есть нормальный метеоритный кратер. Только он пока еще не найден. «Несомненно, – писали они, – что в первый момент после падения метеорита на месте “Южного болота” образовалось кратерообразное углубление. Вполне возможно, что образовавшийся после взрыва кратер был относительно невелик и вскоре... был затоплен водой. В последующие годы он затянулся илом, покрылся слоем мха, заполнился торфяными кочками и частью зарос кустарниками» . Однако экспедиция, посланная на Тунгуску Академией наук СССР в 1958 году (с целью найти кратер, разумеется), установила: кратера, увы, нет – «метеорит» действительно взорвался в воздухе . Нет и метеоритного вещества. Астрономы немедленно сделали вид, что именно этого они и ожидали: «Не вызывает удивления также и отсутствие кратера в районе падения метеорита, поскольку взрыв последнего произошел в воздухе» . Казанцева в связи с этими обстоятельствами в отчете экспедиции, понятное дело, не упомянули (а выдвижение идеи надземного взрыва Тунгусского метеорита начали приписывать Л.А. Кулику и А.В. Вознесенскому). Но подтекст был очевиден. Воодушевленные подтверждением едва ли не главной составляющей смелой гипотезы, молодые сибирские ученые и инженеры начали «искать дюзу» внеземного корабля. 1959 год – это год первой экспедиции в Тунгусскую тайгу, организованной КСЭ – Комплексной самодеятельной экспедицией ! А Сергей Павлович Королев послал в 1960 году группу своих сотрудников (16 человек под руководством В.А. Кошелева, включая будущего космонавта Г.М. Гречко) на поиски дюзы, по сути дела, буквально.

2. Сумерки концепций

Политическое руководство страны на склоку вокруг странного метеорита внимания не обращало; академическое же начальство (в основном – астрономы и метеоритчики; физики к «ядерной гипотезе» отнеслись значительно более либерально и даже помогали КСЭ-шникам финансово) возмущенно фыркало, но в практических действиях было, к счастью, ограничено. Неявный, а впоследствии и явный, запрет на открытое обсуждение проблемы современных неопознанных летающих объектов на «космонавтов древности», в общем-то, не распространялся («древность» начиналась, как мы видим, примерно с 1908 года). Возможно, определенную роль играла удаленность этих внеземлян хотя бы «во времени», если уж не в пространстве (да и в пространстве тоже – улетели или взорвались, и слава богу). В результате, если в западных странах выражение «пришельцы из космоса» ассоциировалось в общественном сознании прежде всего с «гуманоидами», «уфонавтами», «пилотами летающих тарелок», то в СССР читатели молодежных журналов и газет с многомиллионными тиражами в то время твердо знали: пришельцы – это те, кто построил Баальбекскую террасу и кого запечатлели наши далекие предки на фресках Тассили и в виде древнеяпонских статуэток догу (как выглядели пилоты «Тунгусского корабля» – оставалось, увы, неясным). Обычно так и говорили – «проблема пришельцев», не добавляя достаточно очевидных уточнений «космических» и «в древние времена». И то, и другое подразумевалось. В терминологической строгости дискуссии на страницах газет и, в лучшем случае, научно-популярных журналов не особо нуждались. Научные же журналы этой темы избегали, да и в самом деле – профиль какого научного журнала мог в данном случае подойти? Со страниц же общенаучного академического журнала «Природа» слышались в лучшем случае призывы к заблудшим душам отречься от ереси.

Бытовавшее в СССР в начале шестидесятых годов выражение «проблема пришельцев» можно, таким образом, интерпретировать как: «проблема инопланетян, прилетавших на Землю в более или менее древние времена». Длинно и неуклюже, но смысл понятен. Тем не менее, желательно было придумать и что-то покороче, хотя бы удобства ради. Что является предметом исследования в нашей проблеме – независимо от того, будет ли она называться проблемой космических пришельцев, космонавтов древности, палеоастронавтов или проблемой палеоконтакта? Космические пришельцы, космонавты древности, палеоастронавты, палеоконтакт? В каком-то смысле да – всё перечисленное; но если поискать «общий знаменатель» для этих «предметов», то таким знаменателем станет посещение Земли инопланетянами. Контакта с землянами при таком посещении могло и не быть, проблема при этом никуда не делась бы. Внеземляне становятся «пришельцами» тоже только в результате посещения. Именно посещение (или короче и «интернациональнее» – визит) является исходным элементом всей обсуждаемой темы. Поскольку же посещение должно было иметь место в древности – естественным образом добавляется приставка «палео»; именно так в 1979 году родился термин «палеовизит» (для краткости – ПВ) – немного неуклюжий (хотя бы уже в силу сочетания греческого и латинского корней), но по существу наиболее точно описывающий «предмет проблемы» (или лучше – объект нашего поиска и исследования в этой области).

Не вполне, правда, ясно, начиная с какой временнoй границы имеет смысл употреблять эту приставку. Семантическое поле ее значений явно концентрируется вокруг событий «далекого» прошлого, отстоящего от нас даже не на сотни, а скорее на тысячи и десятки тысяч лет. Уже, скажем, гипотетический прилет инопланетян во времена Екатерины II или Ричарда Львиное Сердце как-то до палеовизита не дотягивает. Ну, а если бы Тунгусское космическое тело (ТКТ) действительно оказалось звездолетом, то это был бы и совсем недавний визит из космоса... Тем не менее, ситуации, сложившиеся к настоящему моменту в проблеме Тунгусского метеорита и проблеме палеовизита, во многом похожи – прежде всего, увы, своим патовым характером. Сами проблемы существенно различны, но вот трудности, с которыми встретились исследователи, оказались в значительной мере сходными.

Важнейшую роль в развитии тунгусских исследований сыграло противостояние «техногенной» (или «искусственной», И-) и «естественной» (Е-) моделей Тунгусского феномена. По сути дела, начиная с 1946 года, вся ее история являлась историей конкуренции между этими моделями. Альтернативы «ядерный – тепловой» (взрыв) и «искусственное – естественное» (тело) были ключевыми для понимания эволюции проблемы Тунгусского метеорита. Хотелось бы выразиться иначе: «были и остаются», но это далеко не так. Именно были – примерно до 1969 года, когда А.В. Золотов опубликовал свою монографию Проблема Тунгусской катастрофы 1908 г. Эта книга стала самым заметным достижением «искусственной» программы изучения Тунгусского взрыва, но одновременно – и ее лебединой песней. Если раньше И-программа предсказывала эмпирические факты (надземный характер взрыва; отсутствие вещественных остатков ТКТ на месте взрыва), которые затем, и с большой натугой, пыталась объяснить Е-программа, то, начиная с некоторого момента, ситуация изменилась. И-программа перестала что-либо предсказывать, и сторонники Е-программы наконец-то смогли заняться уточнением деталей своих концепций. Разумеется, бесконечный вальс, исполняемый астрономами и метеоритчиками между кометой и каменным астероидом, с редким включением в фигуры танца углистого хондрита и облака космической пыли, тоже не слишком вдохновляет, но, по крайней мере, его исполнителям никто не мешает. Нестандартные (и в то же время серьезные) Е-концепции типа гипотезы о существовании астероидов, состоящих из «зеркальной материи» , пока еще не оказывают особого влияния на ситуацию вокруг проблемы Тунгусского метеорита. Для «унифицированной» же Е-гипотезы происхождения ТКТ (малое космическое тело из числа тел, постоянно присутствующих в Солнечной системе, то есть либо комета, либо каменный астероид; идея железного метеорита не без оснований считается опровергнутой) и природы Тунгусского взрыва (баллистическая волна – лучше, если в комбинации с тепловым взрывом) необходимо сочетание следующих моментов: (1) ТКТ двигалось в атмосфере со скоростью в несколько десятков километров в секунду; (2) оно было достаточно прочным, чтобы проникнуть в нижние слои атмосферы, (3) достаточно крупным, чтобы сформировать мощную баллистическую волну, (4) и двигалось по крутой траектории, по крайней мере, в непосредственной близости от точки взрыва; (5) при этом вещество ТКТ должно было в основном испариться и улететь как можно дальше от Южного болота

Увы, ядро кометы, на которое рассчитан предложенный в 1961 году К.П. Станюковичем и В.П. Шалимовым механизм теплового взрыва, хотя и могло в значительной своей – ледовой – части «испариться бесследно», но по своим прочностным характеристикам явно не долетело бы до высот ниже 20 км. Современный уровень знаний о составе и структуре кометных ядер позволяет утверждать это со всей определенностью. Напротив, каменный астероид мог долететь до высоты 10 км и даже ниже, но, расколовшись в воздухе, засыпал бы все окрестности метеоритной пылью. Несколько килограммов или даже тонн силикатных шариков, обнаруженных на Тунгуске, этому варианту никак не соответствуют. Плюс – для каменного астероида механизм воздушного взрыва с тротиловым эквивалентом в несколько десятков мегатонн конструируется с большим трудом.

Существенно также, что приверженцы «естественных» концепций скорее постулируют высокую скорость ТКТ, чем выводят ее из накопленных эмпирических данных о Тунгусском явлении. Между тем, из показаний очевидцев следует, что полет Тунгусского «метеорита» длился никак не менее пяти минут (ср. Сихотэ-Алинский метеорит с его десятисекундным движением в плотных слоях атмосферы). Допустим, очевидцы плохо ориентировались во времени. Но ТКТ светилось и уверенно наблюдалось на расстоянии 700 км от эпицентра взрыва (и даже более того, но пусть 700). Понятно, что ни кометное ядро, ни каменный метеорит не могли при этом лететь под углом в 40 градусов к поверхности Земли – а именно такая цифра, следующая из модельных экспериментов В.Н. Родионова, И.Т. Зоткина и М.А. Цикулина , необходима для объяснения хотя бы общих очертаний зоны вывала. «Клевок на предпоследней стадии полета», предложенный В.А. Бронштэном как решение, не работает опять же из прочностных соображений . Пролетая же над тайгой по пологой траектории со скоростью более двух-трех километров в секунду, Тунгусское космическое тело неизбежно произвело бы заметный полосовой вывал леса – выводы Золотова в этом отношении никем не опровергнуты. Следовательно, скорость его была значительно меньше. Но тогда о тепловом взрыве говорить не приходится. ...Классическая ситуация вытащенных/увязнувших носа и хвоста. Не удается Е-модели Тунгусского явления сочетать в себе все пять перечисленных выше необходимых моментов, как ни стараются ее сторонники. ...А если еще вспомнить о геомагнитном эффекте, палеомагнитной аномалии и аномалиях термолюминисценции, а равно об «эффекте треххвойности» и ускоренном возобновлении леса в районе взрыва, то противоречия между «чистой теорией» и «грязной эмпирией» становятся еще более разительными.

Удивляться тут, впрочем, особенно нечему. Смог же в свое время К.П. Флоренский, обнаружив «тещин язык» выпадений космической пыли к северо-западу от эпицентра, счесть проблему Тунгусского метеорита окончательно решенной и заняться другими, более важными вопросами. Междисциплинарная проблема, переформулированная на языке одной из изучающих ее дисциплин (к примеру, баллистики), безусловно, позволяет найти решение, приемлемое для специалистов в данной дисциплине. Ну, а то обстоятельство, что данное решение найдено за счет отсечения всего, что относится к иным научным дисциплинам, при этом бессознательно или сознательно игнорируется. Баллистик на прекрасном физико-математическом уровне напишет для профессионального журнала статью о частном случае движения крупного метеорного тела в атмосфере Земли. Задача поставлена и решена совершенно строго, и ее решение, вне всякого сомнения, заслуживает публикации. Имеет ли оно хоть какое-то отношение к реальному ТКТ – вопрос абстрактный, ни один нормальный рецензент им не задастся.

Но опять же, неспешный ритм «кометно-астероидного вальса» стал возможен, в первую очередь, потому, что развитие «искусственной» концепции практически прекратилось. Между тем, многие специалисты по Тунгусской проблеме оценивают ее шансы достаточно высоко. Николай Владимирович Васильев, подводя итоги своей более чем сорокалетней работы в этой области, писал: «Называя вещи своими именами, без дипломатических реверансов, хотелось бы подчеркнуть, что из всех эпизодов столкновительной астрономии Тунгусский феномен является единственным, по крупному счету, подозрительным на предмет контакта с внеземной жизнью» . И в другой работе: «Думаю, что вы хорошо понимаете: будучи кадровым научным работником, я отдаю себе отчет о мере ответственности за сказанное. Но сказать надо» .

Васильев полагал, что хотя «прямых доказательств контакта» пока еще нет, они «могут появиться в случае, если будет реконструирован вещественный – элементный и изотопный состав Тунгусского космического тела». Так ли это на самом деле – не вполне ясно; скорее всего, даже самые «экзотические» элементы, обнаруживаемые в районе Тунгусского взрыва, с помощью слегка осовремененного прокрустова метода удастся подтянуть к той или иной разновидности Е-модели ТКТ. При этом, конечно, неспособность данной модели объяснить, скажем, геомагнитный эффект или аномалии термолюминисценции никого не смутит. Как устроены внеземные звездолеты – можно только гадать; а без некоего хотя бы схематического представления об их принципах движения интерпретировать даже самые странные находки крайне трудно. О чем, например, свидетельствует палеомагнитная аномалия? В отсутствие «модели внеземного корабля» – в лучшем случае, о том, что Тунгусский феномен к раскалыванию каменного астероида никак не сводится. Увы, ни «теоретической моделью внеземного корабля», ни «теоретической моделью внеземного артефакта» наука пока не располагает.

Обращает на себя внимание и крайняя бедность существующего набора И-моделей Тунгусского феномена. Е-программа в этом отношении значительно богаче. Комета и каменный астероид – всего лишь две центральные Е-модели; на периферии концепции присутствуют несколько десятков самых разнообразных гипотез. Степень их обоснованности, конечно, разнится, но, по крайней мере, здесь есть некоторое «поле идей», которые могут взаимодействовать между собой и стимулировать развитие Е-программы. Что же до И-программы, в ней число гипотез равно 1?: модель Казанцева с дополнением Ляпунова. Корабль (межпланетный или межзвездный) гибнет на последнем этапе своего полета из-за технической неисправности. С другой стороны – а есть ли смысл увеличивать количество таких гипотез, если невозможно оценить их априорную вероятность?

Возможно, что и есть. Работая в середине семидесятых годов прошлого века в Калининской геофизической экспедиции и занимаясь Тунгусской проблемой вместе с А.В. Золотовым, С.П. Голенецким и В.В. Степанком, автор этой статьи привык использовать для сведения воедино новых эмпирических данных «модель аэрокосмического боя». Согласно этой модели, в 1908 году над Центральной Сибирью произошло боевое столкновение двух или более внеземных кораблей, после которого один из кораблей, вероятно, уцелел и вернулся в космос. Хорошо обоснованный Ф.Ю. Зигелем маневр Тунгусского космического тела естественным образом становился «боевым разворотом» аэрокосмического истребителя... Разумеется, я далек от мысли видеть в подобной модели окончательное решение всех загадок Тунгусской проблемы; но как рабочий инструмент она оказалась весьма полезной. В тот период я не старался ее популяризировать, хотя с Золотовым мы на эту тему беседовали. Алексею Васильевичу эта гипотеза отнюдь не казалась бессмысленной, но он предпочитал чисто «индуктивный» подход к проблеме: вот изучим вывал во всех нюансах и сможем вывести из его характеристик основные параметры и Тунгусского тела, и Тунгусского взрыва строго математически. По сути дела он, скорее всего, был прав: похоже, что все существенные параметры ТКТ действительно запечатлены в параметрах таежного вывала. Жаль, что эту глубокую идею не удалось пока воплотить в расчетах.

В проблеме палеовизита – свой порочный круг, напоминающий таковой в проблеме ТКТ. Спустя почти полвека после того, как гипотеза Агреста вызвала немалый ажиотаж в советских и зарубежных масс-медиа (а равно – заметное недовольство консервативных ученых и околонаучных рутинеров), эта проблема перешла через своего рода точку бифуркации. Вне науки она существует в форме т.н. «теории древних астронавтов», сторонники которой уверены: да, пришельцы из космоса посещали Землю – и любой человек, чьи мозги свободны от налагаемых университетским образованием шор, может убедиться в этом, прочитав несколько номеров журналов Legendary Times или Sagenhafte Zeiten . Внутри же научного сообщества ее стараются просто не замечать, брезгливо сторонясь «псевдонаучных измышлений» и крайне удивляясь, когда серьезный – в своей области – специалист вдруг заговаривает на эту тему .

Внешние «трудности восприятия» проблемы палеовизита научным сообществом сегодня усугубляются и ее внутренними неурядицами. Несмотря на усилия целого ряда исследователей (в первую очередь, работавших в бывшем СССР), палеовизитология до сих пор не сформировалась как подлинно научная область исследования. Ее теоретическое развитие, по существу, прекратилось, а сама проблема застряла в щели между неопределенностью имеющихся «косвенных свидетельств палеовизита» и упрямым желанием научного сообщества иметь дело только с «однозначным внеземным артефактом». В резком противоречии с этим желанием, известные на сегодняшний день «возможные следы палеовизита» (они же – «исторические аномалии», говоря с некоторой долей условности; на самом деле, конечно, не каждая историческая аномалия – потенциальный след ПВ и, вообще говоря, не каждый след ПВ должен выглядеть исторической аномалией) отличаются каким-то «слишком низким» для «настоящих пришельцев» уровнем технологии. Отсюда, к примеру, попытки ряда авторов доказать, что «та» цивилизация в момент контакта с древними обитателями Земли находилась почти на «нашем сегодняшнем» уровне. Вырастают новые поколения энтузиастов, и с похвальным, хотя и несколько наивным усердием берутся за обсуждение – в печати и в Интернете – тех «следов палеовизита», которые уже многократно обсуждались в прошлом. С тем же, увы, результатом. Приходится признать, что проблема палеовизита на сегодняшний день оказалась в тупике: паранаука не может ее решить, а «серьезная наука» не хочет. «Старые» научные подходы к проблеме тоже оказались недостаточно продуктивными, а в каком направлении искать новые – непонятно.

Застой в проблеме палеовизита, а также и в И-программе тунгусских исследований, естественным образом ведет к потере интереса к ним со стороны научного сообщества, что еще более усугубляет сложившуюся ситуацию. Между тем, существует простое методологическое правило: в случае, если локальные модификации теории не достигают цели, следует обратить внимание на ее аксиоматику. В нашем случае «аксиоматикой» является та неявно принятая модель «обитаемой вселенной», которая была заложена практически во все рассмотренные выше предположения о визитах из космоса. Ее-то и необходимо сначала эксплицировать, а затем подвергнуть критическому анализу.

3. Имперская альтернатива

Возможен ли вообще прилет на Землю инопланетного космического корабля? Даже Майкл Харт согласен: безусловно, возможен. В 1975 году этот видный американский астроном задумался над вопросом: за какое время первая возникшая в Галактике цивилизация сможет заселить всю Галактику? При этом он ограничился «менее чем релятивистским» вариантом колонизации: в его модели «космические ковчеги» летят со скоростью всего лишь одна десятая от скорости света. Проведя соответствующие математические расчеты, Харт пришел к выводу: в этом случае Галактика будет колонизирована всего лишь за несколько миллионов лет, то есть примерно за одну десятитысячную ее возраста. Поскольку же никаких внеземлян на нашей планете, по мнению Харта, не наблюдается, вывод, как он полагает, очевиден: земная цивилизация – первая и единственная в Галактике. От внеземной же гипотезы происхождения феномена НЛО Харт отделался без особых хлопот, заметив, что «лишь очень немногие астрономы верят в эту гипотезу, а, следовательно, нет необходимости обсуждать мои собственные доводы против нее» .

Да, в рассуждениях Майкла Харта извращены самые элементарные логические принципы. По сути дела он говорит: «Если бы существовали внеземляне, мы бы обязательно наблюдали в наших небесах неопознанные летающие объекты. Но мы их не наблюдаем, и, следовательно, внеземлян не существует. Как, неужели есть люди, утверждающие, что они и в самом деле видели неопознанные летающие объекты?! Понятное дело, они заблуждаются. Ибо если бы существовали внеземляне, мы бы обязательно наблюдали в наших небесах неопознанные летающие объекты». Тем не менее, и в этих, мягко говоря, противоречивых построениях присутствует отблеск реальной проблемы. Предположим, что Тунгусское космическое тело – действительно внеземной космический корабль. Откуда, зачем и как он мог прилететь? С Марса, судя по тому, что мы сейчас знаем об этой планете, не мог. «Со звёзд»? Но одинокая экспедиция, погибшая при посадке – вряд ли единственный допустимый в подобном случае вариант. Каковы могут быть поводы для межзвездных визитов, а вернее – какие модели «обитаемой Галактики» вообще допускают такие визиты и что о них говорят? Количество «мыслимых» моделей такого рода не особенно велико, а сравнение их с реальной (Тунгусской, или «палеовизитной») эмпирией может по-новому осветить и эту эмпирию.

Для того чтобы визиты из космоса стали возможны, как минимум, необходимо, во-первых, чтобы в нашей Галактике существовали и другие обитаемые планеты, помимо Земли, а во-вторых, чтобы их обитатели время от времени посылали в космос межзвездные экспедиции. Отвергая идею «внеземных посещений» в принципе, достаточно либо счесть такие экспедиции неосуществимыми с технической точки зрения или хотя бы «непрактичными», либо уверовать в единственность земной цивилизации. (Радиоастрономы, последние полвека ведущие поиски внеземных радиосигналов, склоняются, как правило, к первому варианту – а иногда, устав от многолетних бесплодных поисков, даже ищут разгадки «молчания Вселенной» в варианте втором.)

Итак,

Визиты инопланетян на Землю невозможны, если в Галактике:

1. Существует только одна цивилизация (естественно, земная), пока еще не вышедшая за пределы своей планетной системы. Это модель Владимира Львова – Майкла Харта – позднего И.С. Шкловского .

Или:

2. Существует множество космических цивилизаций (КЦ), но они «не летают», а в лучшем случае, «беседуют по радио»: (а) потому что межзвездные полеты невозможны в принципе; либо (б) потому что просто еще недостаточно развиты. Это – модель классических SETI-специалистов, «вселенная радиоастрономов» (в том числе раннего Шкловского).

Или:

3. КЦ сравнительно «много», «летают», но просто еще «не долетели» друг до друга. Иными словами, в Галактике существует некоторое количество цивилизаций, вышедших за пределы своих планетных систем и исследующих окружающие их ненаселенные планетные системы, но прямых контактов между ними пока еще не было (хотя, возможно, они и беседуют между собой с помощью радио и прочих средств связи). Это – модель романа «Туманность Андромеды» И.А. Ефремова.

Визиты инопланетян на Землю возможны, если в Галактике:

4. Некоторые галактические цивилизации вышли за пределы своих планетных систем, они практикуют межзвездные перелеты и время от времени посещают населенные планеты. Это классическая модель гипотез о палеовизите, а также одна из неявных предпосылок техногенной гипотезы происхождения Тунгусского космического тела – по крайней мере, ее исходного варианта.

Или:

5. Галактические цивилизации, вышедшие за пределы своих планетных систем, образовали: (а) несколько «региональных империй», достаточно устойчивых внутри, но, возможно, конфликтующих с соседями; либо (б) единую мощную Империю, в сфере влияния которой находятся все локальные очаги разумной жизни. «Модель Азимова», условно говоря («условно» – поскольку в романах Айзека Азимова Галактикой управляет заселившая ее земная цивилизация; мы же имеем в виду «империю чужих»).

Понятно, что подобные модели, если они желают сохранить «аромат научности», должны в значительной мере основываться на текущей НКМ – научной картине мира («квантово-релятивистской», при всей условности такого объединительного термина). В значительной мере – да, но вряд ли полностью и без остатка. Более того, картина мира, которой руководствуются в своей деятельности высокоразвитые (то есть значительно более развитые, чем земная) внеземные цивилизации, «по определению» должна выходить за рамки текущей земной НКМ – иначе эти цивилизации не были бы высокоразвитыми. (В этом смысле радиопоиск ВЦ немного «слишком нормален» – в его рамках можно, конечно, надеяться найти «других радиоастрономов», но вряд ли что-то большее.) Предположение о существовании единой Галактической империи, безусловно, плохо сочетается с важнейшим положением теории относительности – невозможностью распространения сигнала со скоростью, превышающей скорость света. И всё же это не основание для того, чтобы отвергнуть его с порога. Как выразился по сходному поводу Норберт Винер, «если мы будем придерживаться всех этих табу, то мы, возможно, приобретем громкую славу консервативных и трезво мыслящих людей, но при этом, увы, очень мало сделаем для дальнейшего прогресса знания» . Кроме того, вряд ли это табу абсолютно непреодолимо – среди физиков существует мнение, что специальная теория относительности «сама по себе не запрещает сверхсветовых движений. Это хорошо понимал и сам ее создатель» . Показательно, что идея межзвездных перелетов со сверхсветовыми скоростями постепенно приобретает достаточно конкретную физико-математическую форму, позволяющую надеяться и на ее инженерное воплощение – пусть даже не в самом ближайшем будущем .

Переступая границу текущей НКМ и текущей научной (мета)парадигмы, мы, тем самым, пытаемся нащупать возможные точки соприкосновения с «внеземными» картинами мира. Разумеется, успех подобных попыток отнюдь не гарантирован, но это вовсе не основание для отказа от них. Модель не есть зеркальное отражение реальности; модель – это, прежде всего, инструмент для сравнения теории с реальностью и дальнейших корректировок теории. Более того, если результаты сравнения «нормальной» модели с реальностью окажутся, при всех корректировках, отрицательными – придется, по всей видимости, существенное внимание уделить внеметапарадигмальным построениям – типа «голографической Вселенной» по Дэвиду Бому и Карлу Прибраму или «семантического континуума» по В.В. Налимову. (Под нормальной моделью здесь понимается социал-дарвинистская физико-технологическая модель развития человечества и любой другой КЦ. Попросту говоря, мы считаем, что цивилизации развиваются преимущественно по экстенсивно-технологическому пути и «выживает сильнейший».)

Как полагал Иван Антонович Ефремов, у высокоразвитых космических цивилизаций, решивших все материальные проблемы своего существования («достигших коммунизма»), остается лишь одна задача – познавать окружающий мир, в том числе и путем рассылки межзвездных экспедиций. Сама же цивилизация достигает к этому моменту состояния, так сказать, «перманентной устойчивости» и спокойно существует на своей планете. Как идеал – это неплохо, хотя и довольно сомнительно, если всмотреться в реальный ход исторического развития; но допустим, фантасты и футурологи прошлого всего лишь ошиблись в сроках. Есть, однако, два важных фактора, делающих широкое освоение космоса, по сути дела, неизбежным: внутреннее давление (технологическое – необходимость выводить производство за пределы земной экосферы, поскольку на определенном этапе развития технологии она становится слишком мощной для окружающей среды, и никакие очистные сооружения ничего с этим поделать не могут; и демографическое – постоянный рост населения планеты ) и внешнее давление – космические опасности типа вспышек Сверхновых и столкновений с астероидами. Иными словами, вынужденная космическая экспансия с «материнской планеты» (под влиянием внутреннего давления и внешних опасностей) весьма вероятна. Если не особо идеализировать гомо сапиенса, то главная двуединая задача, решением которой он постоянно занимается – это вовсе не познание, а выживание и размножение. Первая половина данной задачи ставится под угрозу внешними опасностями, вторая – является внутренним импульсом к экспансии. (Кстати сказать, К.Э. Циолковский в этом плане рассуждал с достаточной степенью реализма .)

Из приведенных в списке пяти цивилизационных моделей Галактики в первых трех вариантах визиты из космоса, как подчеркивается выше, невозможны, четвертый вариант – «классическая» онтология гипотез о палеовизите (неявно присутствовавшая также в тунгусских построениях А.П. Казанцева и его сторонников), вариант 5 – допускает и палеовизиты, и современные прилеты инопланетян, но в достаточно своеобразной («неклассической») форме. Как в последнем случае должен был выглядеть палеоконтакт между возникающим человечеством и Галактическим сообществом – Империей? (Занимает ли при этом Империя «всю» Галактику, или же некую ее часть – момент не слишком принципиальный.)

Строя гипотетическую модель «Галактического сообщества», необходимо построить и модель его целей и ценностей, особенно в отношении новых цивилизаций Галактики. Здесь даже не надо особо фантазировать: поскольку естественная основная цель любого социума – самосохранение, новая цивилизация (земная, в частности) не должна стать конкурентом в Галактике, вернее, не должна явиться новым фактором нестабильности для Империи и, по возможности, должна принести в имперское сообщество что-то полезное (запланированное или незапланированное).

С этой точки зрения палеоконтакт Империи с земным человечеством должен был выглядеть или как немедленное уничтожение потенциального конкурента (чего, как известно, пока что не произошло), или как осторожная поддержка «экологического» (в противовес экстенсивно-технологическому) направления развития. Почему именно «экологического» – понятно: зачем Империи потенциальный конкурент? (Тем более если допустить, что сама Империя уже исчерпала возможности для экстенсивно-технологического развития, старается жить в мире с галактической окружающей средой, и ее военно-технический потенциал последние пятьсот миллионов лет не совершенствуется. Ползущая черепаха сидящего Ахиллеса когда-нибудь да догонит, особенно если ползет она по экспоненте...)

Основной же составляющей «Имперской гипотезы» я бы назвал простую, но довольно жесткую мысль: Империя подходит к новым цивилизациям как профессионал-селекционер, а не как любитель редких пород кошек. Если ну очень красивый и редкий «перс» не в состоянии даже расчесать свою шерсть (не говоря уже о том, чтобы поймать мышь) – любитель сделает это за него и купит «Вискас», профессионал – даст ему погибнуть. Выживет короткошерстный мусорный кот, шляющийся по крышам сараев и предельно любезный со всеми встречными кошками. Его потомство столь же успешно освоит окрестные дворы. Переформулировав эту мысль в духе Арнольда Тойнби, можно сказать: пропуском в «Галактическое сообщество» служит не столько достижение определенного уровня научно-технического или морального развития, сколько способность противостоять тем вызовам, с которыми цивилизация сталкивается. Способность успешно решать «внутренние» и «внешние» проблемы. И в любом случае критерий успешного решения один – выживание в ходе естественного, а порой и искусственного – но утяжеленного, а вовсе не облегченного! – отбора.

Да, возможно, земная цивилизация – это большая ценность, и единственная в своем роде мутация культуры, произошедшая в Афинах в VI-V вв. до н.э. – единственна не только для Земли, но и для всей Галактики (все прочие галактические культуры развивались по типу, так сказать, «азиатского способа производства» и квазилогического мышления; правда, как бы тогда они освоили Галактику?); и, тем не менее – Галактическая Империя не будет пытаться сохранить эту ценность только в силу ее единственности. Выживет – значит привьется. Не выживет – жаль, но тогда она, в лучшем случае, бесполезна.

На деле всё, конечно, сложнее: конфликты интересов, конфликты идеологий, конфликты картин мира внутри Галактического сообщества должны формировать весьма многомерную и «фрактальную» структуру. Но есть какое-то общее течение, и это течение – социал-дарвинистское, а отнюдь не «филантропное».

Впрочем, синтез также можно смоделировать: скорее «космо-евгенический», чем социал-дарвинистский подход. Бесконтрольная селекция естественного отбора может дать в итоге скорее «крысиного короля», который сожрет и окружающих, и себя, чем новый полезный компонент в мозаике Галактической империи. Поэтому определенные корректирующие импульсы извне тоже могут – или даже должны – иметь место. «Перс», неспособный расчесать себе шерсть, Империи ни к чему, но крысиный король, располагающий мощным флотом боевых звездолетов, еще менее к чему. Империя, безусловно, заинтересована в пассионарности входящих в ее состав космических цивилизаций – но пассионарности «окультуренной», если такой вариант вообще возможен. Зачем Галактическому сообществу лишние проблемы, ему необходимы новые перспективы. Другое дело, что последние редко появляются без первых, но опыт земных империй очень хорошо демонстрирует: попытки до бесконечности сохранять статус кво приводят лишь к распаду социокультурной системы. Уровень социальной энтропии внутри замкнутого сообщества может только возрастать.

Итак, представим себе, что существует сравнительно единая Галактическая империя, занятая своими делами и уделяющая мало внимания новому поколению КЦ, возникающему на «неудобных землях» – между галактическими рукавами и в других не особо перспективных регионах. (Возраст Галактики – порядка 15.000.000.000 лет, возраст Солнечной системы – раза в три меньше, а сложной биосферы на Земле – всего лишь несколько сот миллионов лет. Достаточно времени для возникновения даже не одной Галактической империи.) Причем «мало внимания», в первую очередь, потому, что у Империи есть свои проблемы и свои войны. Тем не менее, некоторое внимание земной цивилизации уделяется, кроманьонцы набирают силы, формируется неолитическая протоцивилизация, хорошо вписанная в биосферу, ее осторожно поддерживают средствами связи, рекомендациями вождям и жрецам, контрацептивами, безвредными знаниями (прежде всего, астрономическими – Галактическая империя всё-таки), как вдруг – вспыхивает галактическая война (между двумя или несколькими региональными межзвездными империями) или мятеж (внутри Галактической или региональной империи). Даже простое прекращение помощи – уже ведет к проблемам, а тут рвутся связи, население бесконтрольно растет, дичает, начинает драться и за ресурсы и просто между собой...

Сохранились ли в истории цивилизации какие-либо следы описанных событий? Обратимся к новейшим данным исторической науки.

4. Прообраз «глобальной деревни»

Было бы опрометчиво утверждать, что в научной картине прошлого (НКП) нет места для палеовизитов. Однако такой компонент пока что отсутствует как в фактологическом слое НКП, так и в ее «общетеоретическом» слое. Вместе с тем, в самой НКП имеется немалое количество прорех и аномалий, причем масштаб этих прорех плохо осознан широкой публикой, склонной доверять суждениям специалистов; последние же редко выносят на «суд общественности» свои разногласия (и поступают, вообще говоря, совершенно правильно). В силу неполноты и разрозненности данных о прошлом, имеющихся в распоряжении историков (можно даже сказать – принципиальной неполноты этих данных), исторические реконструкции порой напоминают попытки понять положение плоскости в пространстве, исходя из знания координат одной, в лучшем случае, двух точек. Конечно, другого выхода у историков нет – приходится использовать те исторические источники, которые сохранились до нашего времени; но и определенная осторожность при отождествлении результатов этих реконструкций с «реальным прошлым» тоже не повредит. В серьезном историческом исследовании, безусловно, есть место и для альтернативных реконструкций, и для их конкуренции между собой.

Тот факт, что прошлое человечества во многом все еще остается загадкой, подтвердили, в частности, недавние исследования генетиков. Похоже, что их результаты многое меняют в той картине ранних этапов человеческой истории, которую мы привыкли считать достоверно установленной. Ранее историки полагали, что вид гомо сапиенс возник примерно 40 тысяч лет назад, на самом деле – не позднее 150-200 тысяч; считалось, что это произошло в Европе, на самом деле – родина неоантропа, как и архантропа – Африка; считалось – неандерталец (пусть неклассический) – предок кроманьонца, на самом деле – примерно 600 тысяч лет назад у кроманьонцев и неандертальцев был общий предок, после чего эти виды развивались в значительной мере независимо друг от друга. По сути дела, мы являемся свидетелями еще одной революции в науке – на этот раз в исторической антропологии.

Не менее революционные данные были получены в последние десятилетия прошлого века специалистами в области сравнительного мифоведения. Джорджио де Сантильяна и Герта фон Дехенд в работе «Мельница Гамлета» (1969 г.) убедительно доказали существование единого «астрономического кода» в мифах самых разных народов мира – и тем самым поставили под сомнение общепринятую схему исторического развития человечества. Написанная двумя видными специалистами по истории культуры, «Мельница Гамлета» – редкий пример сочетания академичности содержания и свободы формы. Хотелось бы сказать – редкий удачный пример, но об удачности в данном случае говорить трудно – слишком хаотично изложен материал и слишком уклончивы авторы, когда пытаются его объяснить. Основная идея Сантильяны и Дехенд, впрочем, проста и выражена достаточно определенно: по их мнению, явление прецессии равноденствий (открытое, как считается, древнегреческим астрономом Гиппархом в 127 г. до н.э.) было, на самом деле, известно на Ближнем Востоке за четыре или даже пять тысячелетий до Гиппарха. Возможно, это и спорно – но, по крайней мере, вполне конкретно. Следующий слой гипотезы Сантильяны и Дехенд уже не столь однозначен: по их мнению, знания о прецессии были закодированы в мифологических сюжетах и образах, подлинный смысл которых очень быстро сделался достоянием сравнительно небольшого сообщества посвященных. Почему так произошло, в общем-то, непонятно. Авторы «Мельницы Гамлета» предлагают на рассмотрение свои объяснения – довольно сложные и не всегда убедительные. Третий слой – предположение о том, что изменение внешнего вида звездного неба дало толчок для формирования мифов о «конце света» – также вызывает у читателя оправданные сомнения. Наконец, «четвертый слой» гипотезы выглядит и вовсе неубедительно: по мнению Сантильяны и Дехенд, эта астрономическая мифология распространилась практически по всем материкам планеты путем «диффузии».

Историки подвергли «Мельницу Гамлета» серьезной – и во многих случаях более чем обоснованной – критике. Подозреваю, что и сами авторы книги хорошо видели ее слабые места и понимали, что предложенная ими интерпретация «астрономического кода» мифов далека от единственно возможной. Всерьез предполагать, что мифы американских индейцев – это «диффундировавшие» мифы древних вавилонян или шумеров, разумеется, не приходится. Значительно проще было бы допустить, что единый астрономо-мифологический код обязан своим возникновением некоей древней – неолитической – протоцивилизации, в культуре которой большую роль по каким-то причинам играла астрономия. Эта протоцивилизация должна была объединять все человечество на достаточно раннем этапе его существования; ее распад и миграция отдельных племен по территории нашей планеты принесли на другие материки обрывки древних астрономических знаний в мифологических одеяниях.

Последователи Сантильяны и Дехенд приняли именно такую интерпретацию собранных ими данных, и в ряде случаев пошли заметно дальше, предположив, что изменение направления оси мира и положения небесного экватора, к которому ведет прецессия равноденствий, стало непосредственной причиной гибели неолитической протоцивилизации. Иными словами, протоцивилизация погибла чуть ли не «со страху», когда жрецы-астрономы обнаружили, что основы Мироздания загадочным образом поколебались. Звучит немного сомнительно, однако чего только не случалось в истории... Но самая существенная трудность этой интерпретации заключается в том, что единого неолитического человечества никогда не существовало: к началу неолитической революции вид гомо сапиенс уже широко расселился практически по всем материкам планеты, причем связи между его субпопуляциями особой интенсивностью не отличались – расстояния были слишком велики, а способы коммуникации крайне примитивны. Значит – либо астрономический код мифов возник еще на этапе раннепалеолитической общности человеческой популяции, когда, если можно так выразиться, все еще жили вместе, либо причины его универсальности следует искать в чем-то ином. В первом случае возраст кода должен составлять не менее ста тысяч лет, что, безусловно, «немного слишком» и ставит трудные вопросы о причинах его поистине невероятной устойчивости. Кроме того, само понятие «палеолитической протоцивилизации» является крайне искусственным – сообщество охотников и собирателей по всем стандартам до «цивилизации» (даже с приставкой «прото») не дотягивает.

Перед нами, таким образом, серьезное противоречие: если астрономический код возник сравнительно недавно (несколько тысяч лет назад), он не мог стать глобальным, а если «давно» (несколько десятков тысяч лет назад) – скорее всего, не мог сохраниться до середины второго тысячелетия нашей эры (мифы американских индейцев были записаны, естественно, после открытия Америки, и в них этот код также представлен ). Еще одно слабое место концепции Сантильяны и Дехенд – слишком большое внимание неолитического человека к довольно малозначительным для его повседневной жизни событиям «на небесах». Масса других факторов (экономических, демографических, экологических, и прочих) играла, да и продолжает играть сегодня, значительно более важную роль в существовании человечества. Медленность же «небесных перемен» вполне позволяла вносить поправки в (звездный) календарь и ни о чем особо не беспокоиться (тем более что есть еще солнечный календарь – вполне работоспособный и на прецессию не реагирующий). Астрономы могли сходить с ума из-за непонятных им (то есть не соответствовавших принятой ими модели Вселенной; научное сообщество и тогда отличалось консервативностью) перемен в «движении звезд», но реакция «простого неолитического человека» на подобные проблемы вполне предсказуема: «Нам бы ваши заботы!»

Попытаемся, однако, взглянуть на те же самые факты под иным углом зрения – с позиций Имперской палеовизитной гипотезы (ИПВГ). Для этого, в первую очередь, необходимо конкретизировать саму гипотезу.

Итак, примерно 200 тысяч лет назад в Африке возник современный человек – гомо сапиенс. Человеческое общество развивалось, борясь с многочисленными трудностями, конфликтуя с природой и родственным видом неандертальцев, проходя через этапы расцвета и упадка – включая так называемое «горлышко бутылки» (около 70-ти тысяч лет назад), когда численность нашей популяции сократилась до примерно двух тысяч особей . Все эти препятствия оно в конце концов – ценой огромных усилий и жертв – преодолело и заселило почти все материки планеты.

Будучи сознательными дарвинистами по отношению к новым разумным расам Галактики, имперские власти, надо полагать, отстраненно наблюдали за этим процессом, не пытаясь сколько-нибудь активно вмешиваться в него. Земное сообщество охотников и собирателей интересовало их в лучшем случае с «этнографической» точки зрения. Но примерно 10 тысяч лет назад, после окончания последнего ледникового периода, на Ближнем Востоке человеческая экономика стала приобретать качественно иной характер: от присваивающего хозяйства человек начал переходить к хозяйству производящему. Возник оседлый сельский образ жизни и сельское хозяйство. Эти изменения сравнительно быстро (не более чем за тысячелетие) распространились на север Африки и юг Европы, дав толчок тому, что сегодня принято называть неолитической революцией. Появилась протоцивилизация как сообщество самодостаточных земледельческих и скотоводческих общин, обороняющееся на своих границах от остававшихся на предыдущем уровне развития «диких кочевников», занятых в основном охотой и собирательством. Передовая часть человеческой популяции достигла, таким образом, состояния временного равновесия с окружающей средой. Численность населения была еще невелика, еды – благодаря новому способу обеспечения себя продовольствием – хватало, появился заметный «прибавочный продукт» и оказалось возможным высвободить часть рук и голов для более абстрактного познания мира и творения «культуры для культуры». Возможно, что к этому моменту еще в какой-то мере сохранялась языковая общность обитателей указанного региона, и уже существовали зародыши «познавательных сообществ», стремившихся к взаимодействию и взаимообучению. Это и был Золотой век – с минимальными межобщинными войнами, нетронутой экологией, благоприятным климатом, изобилием пищи и впервые открывшимися возможностями «познания ради познания».

Произошедшие изменения привлекли внимание Империи – в первую очередь потому, что «неолитическая революция» могла повлечь за собой и более крупные сдвиги в развитии земной цивилизации, такие как, например, переход к экстенсивно-технологическому развитию и быстрое (по галактическим масштабам) возникновение технологического конкурента. Сознательный дарвинизм Империи был, надо полагать, достаточно сознательным, чтобы имперские власти понимали: Галактическое сообщество нуждается в «притоке свежей крови» (а возможно, и «свежей мысли»); поэтому вопрос об уничтожении возникшей на Земле протоцивилизации или не поднимался, или был решен в пользу последней. Но контроль за ее формированием и развитием в оптимальном для Империи направлении стал задачей первостепенной важности.

Способы такого контроля могли быть самыми разными, но, скажем, «прямое имперское правление» стало бы явно губительным для «свежей мысли», если уж не для «свежей крови». Более эффективно на земное человечество можно было воздействовать методами нейролингвистического программирования. Галактические просветители – Прогрессоры (или, скорее, Прогрессо-Регрессоры, если под прогрессом понимать прежде всего его экстенсивно-технологический вариант) – были «по форме» учителями и культурными героями, а по сути – планетарными нейролингвистическими программистами. Обучая, они вели человечество в предопределенном имперскими инструкциями направлении, нацеленном на сохранение «неолитического статус-кво» в планетарном масштабе. Изменения если и допускались, то чисто «количественные», в рамках «неолитического способа производства». Трудно сказать, какие новые полезные возможности, помимо чисто «евгенических», смогла бы почерпнуть отсюда Империя, но, по крайней мере, такой вариант для нее был бы максимально безвреден. Этакая счастливая – или скорее беспечная – Аркадия-Океания, занятая сельским хозяйством, скотоводством, рыбной ловлей и безопасным сексом вместо набитой примитивным, но всё же термоядерным оружием Земли XXI столетия нашей эры. «Веселая стагнация», так сказать. А может быть, и не очень веселая, ведь механизм естественного отбора отключать было нельзя – откуда бы тогда взялась «свежая кровь» (сильные – и чисто естественным образом выведенные – гены)? Так или иначе, просветительская сторона в этом программировании также наличествовала, а в этой просветительской стороне заметную долю составляло астрономическое просвещение. Именно оно, надо полагать, и легло в основу «астрономического кода» всемирной мифологии.

Конечно, всех сразу не запрограммируешь: необходимо значительное число помощников, нечто вроде системы многоуровневого маркетинга. Поэтому Прогрессоры начали, видимо, с того, что обучали и программировали отдельных подходящих лиц, из которых сформировалось неолитическое познавательско-жреческое сообщество со своей иерархической структурой и своей системой знаний, в значительной мере эзотерических. И уже жрецы программировали других, прежде всего вождей и прочих влиятельных лиц.

Главное же, что привнесли галактические Прогрессоры в неолитическую протоцивилизацию – это дополнительный фактор ее единства – и через формируемое ими сословие жрецов, и непосредственно. Трудясь в разных общинах и племенах, они, безусловно, нуждались в координации своих действий и поддерживали между собой эффективную связь. Естественным образом эта система коммуникаций придала НПЦ новое измерение, сформировав из человеческих поселений, разбросанных на огромной территории, единый социокультурный организм, нечто вроде «глобальной деревни-1» , со своим, так сказать, «неолитическим Интернетом». Иными словами, НПЦ была не столько территориально-, сколько информационно-единым образованием.

Просвещали неолитических землян в астрономии и космологии; а, скажем, в медицине и сельскохозяйственной науке если и просвещали, то по минимуму, поскольку необходимо было сдерживать рост населения, одновременно улучшая его «биологическое качество» (что возможно, сколь это ни прискорбно, лишь с помощью естественного отбора). В целом же картина мира неолитической протоцивилизации должна была представлять собой сплав нормальной неолитической мифологии с «галактической наукой», точнее, с теми ее элементами, которые удалось внедрить в сознание землян. Речь идет именно о сплаве, а не о механическом конгломерате из мифологических и научных представлений о Вселенной. Галактические Прогрессоры имели дело не с tabula rasa, а с живой и жизнеспособной социокультурной системой, имевшей за своими плечами тысячелетия жесткого противостояния окружающему миру и биосоциальным конкурентам; информация, чуждая ее тезаурусу, должна была активно отвергаться. Привить к «земному дичку» «галактическую розу» было нелегко, и результат вряд ли выглядел очень гармонично. Пожалуй, единственный реальный пример чего-то подобного – т.н. «ясное слово», «астрономическая мифология» африканского народа догонов , и это обстоятельство наводит на подозрение – не являются ли догоны прямыми наследниками НПЦ, сохранившими в своей исторической памяти какие-то элементы ее духовной культуры? Такое предположение достаточно естественным образом объяснило бы специфику догонской «мифологической астрономии».

Еще раз подчеркнем: землян просвещали вовсе не из благотворительных побуждений. Термин «программирование», при всей его «обидности», значительно ближе к сути дела. Стратегической целью «Галактического просвещения» (да и всего процесса палеоконтакта на этом этапе) было, как представляется, создание стабильной экологической цивилизации (или, скорее, квази-цивилизации, поскольку цивилизация и технология – это две стороны одного явления), а не потенциального конкурента в космосе.

5. «Неслыханные перемены, невиданные мятежи...»

Увы (или, скорее, к счастью), поставленная цель не была достигнута. Напротив: похоже, что НПЦ достаточно быстро начала разрушаться , и человечество двинулось по совсем иному направлению – в сторону «антиэкологической», сугубо технологической цивилизации. Почему так произошло? Перепугавшая жрецов-астрономов прецессия равноденствий вряд ли могла явиться причиной столь радикального слома вектора развития. Не такие трусы были наши предки. Даже те, которые работали астрономами, а не охотниками на крупного зверя. Вот избыточный рост населения (несмотря на галактические контрацептивы), уменьшение количества продовольствия на душу, невозможность прокормить всех, вытеснение более слабых семей вместе с их потомством в «дикие» районы – эти процессы, вообще говоря, могли бы привести к разрушению неолитической протоцивилизации. Галактическая империя, не забудем, «по определению» должна предпочитать естественный путь развития и естественный же отбор победителей; радикально ломать складывавшиеся тенденции было бы несколько не в ее стиле. С другой стороны, приложив значительные усилия, чтобы направить земную цивилизацию по «правильному», экологически безопасному для нее и технологически безопасному для себя направлению, Империя вряд ли стала бы безучастно взирать на то, как плоды ее усилий рассыпаются в прах и на горизонте, пусть и в отдалении, маячит грозный призрак Земной Технологической Цивилизации. Именно поэтому предположение о некой катастрофе, скорее всего, галактическом конфликте, наложившемся на кризисный этап в развитии НПЦ и помешавшем Империи предотвратить ее распад (либо даже явившемся причиной такого кризиса) является достаточно логичным и заслуживает рассмотрения.

Война или мятеж «на небесах» – общее место в мифологиях многих народов планеты. Фольклористы склонны объяснять этот мотив достаточно просто – по принципу «как на земле, так и на небе». Боги едят, пьют, занимаются любовью и, разумеется, воюют. Но естественность мифологического мотива сама по себе еще не является доказательством того, что он – не более чем продукт человеческой фантазии. История, базирующаяся на фактах, может по своей структуре и фабуле ничем не отличаться от вымысла. С другой стороны, принцип «как на Земле, так и в Галактике» при всей его, скажем так, небесспорности, позволяет достаточно спокойно отнестись к идее реального Галактического конфликта (не обязательно общегалактического, конечно; возможно, лишь в «нашей области Галактики» или в «нашей региональной империи»; для релятивистской парадигмы, при диаметре Галактики в 100000 световых лет, безусловно, НЕ общегалактического). Такой конфликт мог на некоторое время отвлечь внимание Империи от Земли и привести к разрыву связей между ними. Не исключены, разумеется, и мелкие (по Галактическим масштабам, но, увы, не по земным) столкновения на Земле и в околоземном пространстве, с гибельными последствиями для НПЦ.

Разумеется, мифы о «войне в небесах» – не отчеты с галактического театра военных действий, а в лучшем случае – отблески былых космических реалий, выраженные с помощью достаточно «земных» образов и сюжетов. Последователи Сантильяны и Дехенд, прямо отождествляющие язык мифа и язык «древней науки», склонны упрощать ситуацию. «Ясное слово» догонов – это всё же исключение; «нормальный» миф представляет собой систему мышления, с наукой имеющую мало общего. Это не значит, что мы должны заранее отказаться от надежды найти в мифах эмпирически проверяемую информацию – но вряд ли «напрямую». Научную теорию связывает с экспериментом процесс многоступенчатой дедукции от исходных принципов к эмпирически проверяемым следствиям; не менее опосредованной является связь между реальными событиями, которые легли в основу мифологического сюжета, и собственно сюжетом.

Можно ли, однако, говорить о едином «военном коде» древних мифов? Единый астрономический код, сохранившийся в остатках НПЦ – гипотеза оправданная, поскольку его единство достаточно естественным образом выводится из происхождения кода: некогда он являлся общим для информационно-единой неолитической протоцивилизации. В противовес этому, «военный» код возникал на этапе распада НПЦ, а скорее, даже на этапе воспоминаний о случившемся и переосмысления прошлого – в тех социокультурных организмах, на которые раскололась НПЦ и которые двинулись в самостоятельное плавание по волнам истории, уже не опекаемые (но и не сдерживаемые) Галактическими прогрессорами. Понятно, что в различных осколках протоцивилизации галактический конфликт мог отразиться существенно по-разному, и по-разному это отражение исказилось в процессе трансляции информации от поколения к поколению.

Одна из проблем, с которыми столкнулись палеовизитологические исследования в бывшем Советском Союзе – это изобилие «военно-космических» мифов в тесном соседстве с предполагаемыми фольклорными следами палеовизитов. Не то чтобы власти пытались что-то диктовать в этой области, но общая атмосфера в советской науке и научной фантастике мешала слишком буквальному восприятию подобных историй. Считалось, что высокоразвитые цивилизации «по определению» должны быть гуманными и давно забыть о применении силы против разумных существ. (Западные фантасты развивали в своих произведениях, в основном, противоположные идеи, но SETI-специалисты даже в Соединенных Штатах придерживались, скорее, «советской» точки зрения.) Цензура нервничала, авторы палеовизитологических работ недоумевали .

Уже М.М. Агрест связал гибель Содома и Гоморры с визитом гостей из космоса, хотя и предпочел не обвинять их впрямую: по его мнению, ядерные взрывы на Земле могли быть произведены «в порядке эксперимента или для уничтожения перед отлетом остатков ядерного горючего» . В.К. Зайцев, согласившись с самой постановкой вопроса, счел более правильной иную трактовку этого события: «...Мы можем добавить, что уничтожение “городов сих, и всех жителей городов сих”, видимо, было необходимо кому-то, чтобы создать устрашающий прецедент, преподнести людям внушительную “фигуру страха”, “страха божьего” как начала “всякой премудрости”, как “программирующего” условия для людей той эпохи. <…> ...Если в случае с Содомом и Гоморрой можно предположить, что “силы небесные” истребляли очаги, пораженные определенным пороком, то в “Махабхарате” речь могла идти об уничтожении на века идеи войны, поскольку эти “силы” вмешивались в сражения двух воюющих сторон, истребляя и тех и других» . Реакция тогдашних противников идеи палеовизита на подобные соображения была довольно бурной – да и в самом деле, странноватый способ «уничтожения идеи войны»...

Бесспорно, однако, что в мифологиях многих народов присутствуют описания сверхмощного (обычно «небесного» или «божественного») оружия, отдельные разновидности которого напоминают высокотехнологичные вооружения XX-XXI веков нашей эры, другие же выходят даже за эти рамки. Детальность и системность этих описаний в древнеиндийском эпосе наводят на подозрения о том, что за ними некогда стояло что-то реальное . Однозначных следов применения подобного оружия пока не найдено, но надо сказать, что их серьезно и не искали. Между тем, некоторые памятники древней материальной культуры, по-видимому, заслуживают тщательного изучения именно с этой точки зрения. М.М. Агрест обратил, в частности, внимание на развалины «Вавилонской башни» (точнее, храмовой башни в Борсиппе). «Некоторые места этого сооружения, по описанию исследователей, опалены и оплавлены. Какова природа этого оплавления и когда оно произошло?»

Обычно Вавилонской башней именуют Вавилонский зиккурат – башню Этеменанки («Дом основания небес и земли») – гигантское семиэтажное строение, строительство которого было начато в XVIII веке до н.э. Башня Этеменанки неоднократно перестраивалась (особенно существенно – при царе Навуходоносоре, в VI в. до н.э.) и была полностью разрушена в IV в. до н.э. Периметр ее основания составлял 360 м, а высота – 90 м. Остатки зиккурата были раскопаны Р. Кольдевеем в 1899-1914 гг., и они не несут на себе никаких следов аномальных термических воздействий. Развалины же храмовой башни в Борсиппе, высотой 46 метров, судя по имеющимся сведениям, действительно оплавлены не только снаружи, но и внутри. «Нельзя найти объяснение тому, откуда взялся такой жар, который не просто раскалил, но и расплавил сотни обожженных кирпичей, опалив весь остов башни», сплавившейся от жара «в плотную массу, подобную расплавленному стеклу» .

В литературе можно встретить упоминания и о других подобных аномалиях , но они, как правило, изучены (в палеовизитологическом плане) еще хуже, чем башня в Борсиппе, и значительная часть из них вполне может оказаться лишь «информационным шумом», типичным для «поп-аномалистики». Тем не менее, именно здесь проглядывают шансы на переход к экспериментальной проверке идеи палеовизита, с использованием, как писал в свое время Агрест, «всех современных средств анализа» .

Что надо искать для проверки Имперской гипотезы? На Земле, прежде всего – свидетельства существования «информационно единой», хотя и не обязательно «полностью глобальной», скорее, «разрывной» и полирегиональной, охватывавшей регионы с максимально благоприятными для жизни и земледелия климатическими условиями – неолитической протоцивилизации (что трудно именно в силу ее «вписанности в природу», но возможно: Трипольская культура?). Из древних знаний – не то, что заинтересовало бы «нас», а то, что было бы важно для «них», то есть для людей НПЦ и не противоречило бы интересам Империи. Не систему Коперника или общую теорию относительности, а систему Птолемея. Не периодическую систему Менделеева, а, скорее, рецепт создания эффективного удобрения. Не теорию Менделя в неолите, а биологические средства борьбы с сорняками .

Не исключено также, что в уцелевших обрывках лекций Галактических просветителей («космических реминисценциях», если применить здесь удачное выражение В.К. Зайцева) сохранились достаточно конкретные сведения об Империи, или хотя бы о том «образе Империи», который сама Империя считала необходимым внедрять в сознание землян. Скорее всего, они должны содержаться в мифах о Золотом веке, а также, не исключено, – в мифах об «изгнании из рая». Известный эпизод из Махабхараты – «Путешествие Арджуны на небо Индры» – тоже можно трактовать в «имперско-галактическом» духе (в нем есть и «полет в космос», и «супероружие», и «космические битвы»). Но даже если эта трактовка верна, она сама по себе не приближает нас к решению проблемы и доказательству правильности принятой модели Галактического сообщества. Впрочем, внутренняя логика Имперской гипотезы вообще ведет к тому, что звание «решающего доказательства» смещается от «неопровержимого внеземного артефакта» (найденного либо в мощном культурном слое, оставшемся от ближневосточных цивилизаций, либо в безлюдной Тунгусской тайге) к реальному контакту Земной цивилизации с реальной Галактической империей. Можно, конечно, продолжать искать этот артефакт, но не исключено, что отправка «наивных» импульсных радиосигналов к ближайшим звездам быстрее подтолкнет имперских бюрократов к восстановлению разорванных связей с их бывшими подопечными. Другое дело – так ли необходимо с этим спешить...

6. Постскриптум к Имперской гипотезе

Вернемся к Галактическому конфликту, сыгравшему столь пагубную роль в судьбе неолитической протоцивилизации. С течением времени он, надо полагать, так или иначе завершился, и Земля вновь оказалась в поле зрения Империи. Увы, как убедились галактические наблюдатели, НПЦ развалилась, и на очереди – возникновение городской (уже не «прото», а настоящей) цивилизации, отнюдь не гармоничной в экологическом плане и настроенной на достаточно быстрое технологическое развитие. Возможно, и не имперские корабли вернулись сюда, а более мелкие экспедиции «Содружества независимых миров»... Так или иначе, подчистив следы конфликта, эмиссары Галактического сообщества отбыли восвояси. «Политика невмешательства» пришла на смену «палеопрогрессорству». Империя могла и должна была действовать со свойственной ей осторожностью, даже будучи вынуждена подчиняться обстоятельствам: городская цивилизация уже на подходе, возвращаться в прежнее русло – значит опять многое рушить. Почти автоматически Земля получила статус «космического зоопарка», или, скорее, культурно-генетического заповедника – с целью, как представляется, сохранения своеобразия новой цивилизации и получения от нее «новых, неожиданных плодов» (Циолковский).

Познавательное сообщество НПЦ (жреческое, по сути дела, но и с заметной примесью «привнесенной научности») должно было частично погибнуть, частично сохраниться; в той или иной форме оно могло пережить «тёмные века» и затем, возможно, влилось в новое (квази)познавательное – «ново-жреческое» – сообщество, или даже легло в его основу.

Но может быть, и целиком оно погибло в «тёмные столетия», оставив только осколки знаний в структуре и содержании расколовшейся неолитической мифологии. Ведь единственный способ сохранения любого познавательного сообщества – это система обучения, а, следовательно, люди, способные обучать, и люди, способные учиться. Однако не все эзотерические знания – плод фантазии ньюэйджевских сочинителей; какая-то система сохранения и передачи полученной от Галактических прогрессоров научной информации, видимо, всё же уцелела и продолжала существовать (другой вопрос – могла ли она развиваться). Именно наличием такой системы может объясняться вероятное использование нетрадиционных видов вооружения в относительно недавнем прошлом (башня в Борсиппе, по археологическим данным, была сооружена всего лишь в VII в. до н.э.).

С точки зрения Имперской гипотезы реальное «мегаоружие» могло использоваться на Земле (и/или поставляться землянам), скорее, «внеземными маргиналами» (или просто мятежниками, «в пику Империи» решившими стимулировать экстенсивно-технологическое развитие земной цивилизации), чем официальными представителями имперской власти. Возможен, конечно, вариант каких-то столкновений в ходе Галактического конфликта вблизи Земли или даже на поверхности планеты – между конфликтующими сторонами, либо между их сторонниками из числа «инструкторов». Но «официальная» передача «мегаоружия» землянам крайне сомнительна. И это вполне понятно, даже если оставить в стороне вопросы «космического права» и учитывать только военно-технические моменты: «галактическому крейсеру» на Земле делать нечего, а, скажем, эквивалент обычного истребителя-бомбардировщика XXI века н.э. без всей наземной системы обеспечения и обученного персонала и просто невозможно использовать. Империя вовсе не собиралась снабжать землян своей высокой – даже и «мирной», не говоря уже о военной – технологией; сюда поставлялись лишь некоторые технические идеи и упрощенные образцы техники, позволявшей выполнять те задачи, которые ставились перед возникавшей земной культурой Галактической империей. И главнейшей задачей было, как подчеркивалось выше, создание «экологической цивилизации» на основе «экологической протоцивилизации» (ЭПЦ). После же конфликта и развала ЭПЦ здесь уже была «антиэкологическая цивилизация», и с ней пришлось работать совсем иначе. Исправлять ошибки и резко менять уже сформировавшееся направление развития земной цивилизации в добром старом экологическом духе Империя не решилась; но и поддерживать потенциального конкурента в Галактике не стала. Вряд ли, однако, она совсем махнула на нас рукой и полностью предоставила своей судьбе. Не исключено, что в существующем многотысячном массиве сообщений о наблюдениях неопознанных летающих объектов присутствуют наблюдения реальных галактических зондов.

7. Заключение

Обрисованная выше картина может рассматриваться как одна из двух цивилизационных моделей Галактики, в рамках которых теоретически допустимы визиты из космоса, но которые дают существенно различные ответы на вопрос о характере и целях этих визитов. А именно:

1. В Галактике существуют цивилизации, мирно живущие на своих планетах и иногда посылающие экспедиции к соседним звездам («37-я звездная», «38-я звездная», и т.д.). Цели таких экспедиций, скорее всего, будут чисто исследовательскими; сама же модель может быть названа «классической».

2. Существует Галактическая империя или, как вариант, «региональная межзвездная империя», в зоне интересов которой находится Земля. Это «имперская» модель. Наиболее вероятной целью космических визитов в подобном случае будет контроль за развитием возникающих в Галактике цивилизаций – стимулирование тенденций, полезных для Империи, и предупреждение опасных отклонений от «правильного» (с точки зрения Империи) пути. А иногда и просто выжидание: игральные кости чисто естественного отбора – как биологического, так и социального – могут при случае выпасть куда удачнее, чем это способен предусмотреть самый хитроумный конструктор.

Мыслим, разумеется, и «промежуточный» вариант, при котором одна или несколько «галактических монокультур» именно «в данный момент» осуществляют колонизацию Галактики. Однако такой «переходный процесс» не может продолжаться слишком долго , а потому вероятность реализации данного варианта незначительна.

Разумеется, понятие Галактической империи является (впрочем, как и бытующее в науке представление о «внеземных радиоастрономах», жаждущих обменяться приветствиями с радиоастрономами земными) прежде всего теоретическим конструктом. Насколько адекватно оно отражает реальное состояние Галактического сообщества космических цивилизаций, в настоящий момент судить трудно. Не исключено, что к подлинной картине «населенной Галактики» оно имеет примерно такое же отношение как модель «плоской Земли» к реальному земному геоиду. Можно, однако, вспомнить, что целый ряд баллистических задач в космонавтике и ракетной технике успешно решается именно с использованием модели плоской Земли. Равным образом, понятия материальной точки или абсолютно твердого тела в физике также не претендуют на «самостоятельный» онтологический статус, однако без них физика никак не может обойтись. С помощью «модели внеземных радиоастрономов» можно искать внеземные радиосигналы, а с помощью «имперской модели» – следы «программирующих» воздействий Галактического сообщества в истории человечества. В случае успеха поиска появится возможность наполнить исходные абстракции конкретным эмпирическим содержанием.

Впрочем, и преувеличивать абстрактность предлагаемой модели, на мой взгляд, не следует. В ней есть своя логика, как минимум выдерживающая сравнение с логикой «антиимперского» подхода. Я однажды спросил Матеста Менделевича Агреста, что явилось истоком его гипотезы, и он ответил: эмпирически очевидный закон экспансии разума. Но если это действительно закон, то отдельными визитами «в гости» развитые цивилизации в своих межзвездных исследованиях вряд ли ограничатся. Экспансия – это именно экспансия, ее может сдержать только нехватка ресурсов, а отнюдь не благие намерения ученых и философов.

С точки зрения имперской модели, гипотеза об аэрокосмическом бое над Тунгуской выглядит – априорно – заметно более приемлемой, чем с точки зрения модели «классической». Из истории известно, что империя – организм, с одной стороны, относительно устойчивый, а с другой – подверженный разного рода кризисам. Беспроблемное существование общества на длительных исторических (и, тем более, астрономических) промежутках времени – увы, не более чем иллюзия. Космические мятежи и звёздные войны, равно как и квазидарвинистский естественный отбор цивилизаций в масштабе Галактики, могут показаться чем-то устаревшим, отдающим примитивной сайенс-фикшностью, но у этих малосимпатичных сторон имперской модели есть одно существенное преимущество перед картинами вселенского мира и в космических цивилизациях благоволения – они опираются на реальный исторический опыт цивилизации Земли. Хотя, конечно, куда спокойнее считать «боевой разворот ТКТ» просто метафорой...

Материал: Представлен автором