
Библиотека | Рассказы
Короткие
рассказы
Данэта Шафранская
Андрюшка
Не удивляйтесь – речь пойдет о попугайке –
«девочке». Так ее назвали по незнанию.
Хотели купить попугайчика, чтобы научить
разговаривать. Я только начала ходить
после паралича и попрежнему дома
была одна. Вот однокурсники и
придумали найти мне собеседника. Почему-то
мы считали, что разговаривают только
«мальчики». Да еще кто-то объяснил, что
у «мальчика» голубая надкостница. Купили,
назвали Андрюшей. Месяца 4 я его
так и величала.
Разговаривать попугайчик
и не пытался, а вот командовать
мной - усвоил. Видимо, я перестаралась,
навязывая ему свое общество. Он
снисходительно слушал мою болтовню,
затем садился мне на
голову и требовал, чтобы я шла,
куда он захочет. Стал выбирать мне
посетителей. Одних встречал радостно,
других просто выгонял из дома.
Как надо мной смеялись
соседи, в доме появился
«хозяин».
На первом этаже у
нас жил Юра, парень, который очень
любил животных. У него было плохое
зрение. Третья группа инвалидности. Работать
никто не брал. Жить не на что.
Пытался, пока мог, работать на ипподроме.
Потом и оттуда «попросили». Юра
старался никому не показывать, как ему
трудно. Держался независимо, с этакой бравадой.
В доме его считали почти ловеласом. О
его положении знала только я
/сама три года прожила так
же/, поэтому, если Юре срочно была
нужна помощь, он шел к нам.
Андрюшка его любила. Она садилась на
его буйную шевелюру и купалась в
ней. Что-то выискивала в волосах.
Юра не возражал, он даже обмякал
как-то. Становился большим ребенком. Было
видно, что это единственная в его
жизни ласка. Я смотрела на них с
Андрюшкой и смеялась : « Похоже, у меня зять
вот-вот появится». К тому времени
стало ясно, что купили «девочку». Оказалось, у
«мальчика» надкостница должна быть розовой,
у «девочки»- голубой. Месяца в 4 – 5
цвет надкостниц меняется: у самца
становится голубым, у самки – бурым.
…Однажды Юра поранил палец. Не смог
остановить кровь. Поэтому прибежал к нам.
Пока я доставала бинт и йод,
Юра пошел поговорить с Андрюшкой.
Она обычно сидела на своей
клетке и смотрела в окно. Я
была уверена, что все в порядке,
но из кухни, где висела клетка,
раздался такой шум и грохот, что я
остолбенела. Оттуда стремглав выбежал Юра, зажимая
окровавленный палец , на голове у него
Андрюшка остервенело рвала волосы и
гортанно что-то кричала. Юра кинулся
к выходной двери, умоляюще бормоча: »Андрюша, я
не буду больше. Андрюша, прости меня!» Ни
про бинт, ни про йод он уже
не помнил. Я выбежала за ним
на площадку, пока еще ничего не
понимая. Юра кое-как протянул мне
окровавленный палец. И сказал: »Андрюшка
пьяных не любит. Поняла, что я
пиво выпил». В голосе его стояли
слезы, а глаза он старательно прятал.
Больше выпившим он никогда не
приходил. Но при каждом удобном
случае приносил Андрюшке с поля крапиву.
Я пару раз забирала ее сама.
В холодильнике у него кроме крапивы
ничего не было. Соседи считали, что
в его квартире собираются нивесть
кто, пьют, шумят. Я проверила. Оказалось, собираются
друзья посидеть, поговорить, попеть песни.
А заодно и его подкормить. Очень
трудно приходилось парню. Потому его
отрадой и была Андрюшка. Очень он
дорожил ее дружбой.
…Ходила ко мне еще одна женщина.
Когда-то работала конструктором у нас
в НИИ. Заболела, ушла на инвалидность.
Так вот она, едва войдя, начинала ныть.
Могла просидеть часа и три, и четыре.
Я за это время могла потерять
сознание несколько раз : приду в себя, а
она ноет, ноет... Как-то я пожаловалась
Андрюшке: » Андрюша! Не могу больше!» Что
поняла птичка, не знаю, но теперь
всякий раз, как только женщина начинала
ныть, Андрюшка зависала над ее
головой и кричала так, что
женщину я не слышала. А та минут
20 старалась перекричать Андрюшку, не
выдерживала - уходила. Вскоре совсем
перестала ко мне ходить. Я была
благодарна Андрюшке. Никаких советов
женщина не слушала, она просто
ныла. Где было брать силы, чтобы
часа по 4 ежедневно слушать ее
нытье?!
…Андрюшка очень заботилась обо мне.
В то время я часто теряла
сознание. Придя в себя, не могла понять,
почему лежу вся засыпанная зернами
и травой. Не понимала, пока однажды
не свалилась с дикой болью в
сердце. Все видела, все понимала – просто
не могла шевельнуться от боли. Ко
мне прилетала Андрюшка, скидывала на меня
зернышки, пикировала на меня и кричала,
кричала. Я поняла: она старается мне
помочь, подкормить. Собравшись с силами,
успокоила птичку: « Ничего, Андрюша, поживем еще». С
этого момента мы стали неразлучны.
Андрюшка не отпускала меня не на
миг.
Меня стала страшить эта привязанность,
и я купила ей попугайчика. Думала: подружатся.
Андрюшка попугайчика не приняла. Гоняла
его отовсюду. Он молоденький,
беззащитный. Стала стыдить Андрюшку: «Ты
же большенькая. Что ты делаешь? Видишь
он маленький?» А его, чтобы приободрить,
звала: «Петя, Петя». Андрюшка внимательно
посмотрела на меня, отошла на угол
клетки, растопырила крылья и, повернув ко
мне голову, презрительно произнесла: «Петя,
Петя». Я от неожиданности едва
не упала. Вначале поразил тон,
презрительный, высокомерный. Потом дошло: она
же говорит! Выяснилось: Андрюшка гоняла
Петю не потому, что он маленький и
слабый, а потому, что ревновала, не
могла поделить с ним мое внимание.
Как я ни старалась их подружить,
ничего не выходило. Андрюшка постоянно
показывала, что моя хозяйка - она.
В те дни у меня часто было
плохо с сердцем. Андрюшка всегда
оказывалась рядом. Щипала меня за
уши, губы. Кричала. Словом, спасала. Так,
спасая, и погибла. Я всегда спала с
зажженным светом, и Андрюшка несколько
раз за ночь навещала меня. Я знала,
когда она прилетит. Видела ее сны.
Однажды, когда мне стало плохо, я
потянулась за лекарством и уронила
настольную лампу. Стекло разбилось, я последним
усилием выдернула шнур. И провалилась.
Пришла в себя уже на рассвете.
На мне лежала Андрюшка. Я подняла
ее - живая, но почему-то не
держит голову. Попыталась посадить на портьеру
- падает вниз головой.
Я не смогла ничем помочь
птичке. Летя в темноте, она со
всего маху ударилась о книжную
полку и погибла, сломав шею.
Милая и вредная
моя Андрюшка...
Данэта Шафранская.