Terra Incognita | В каменных джунглях Мадагаскара

Жизнь на острие. В каменных джунглях Мадагаскара

Текст: Нил Ши Фотографии: Стивен Альварес

National Geographic, сентябрь 2010

10.02.2012

В неизведанных каньонах и пещерах заповедника Цинги-дю-Бемараха обитают едва ли не самые необычные существа острова Мадагаскар, а может, и всей Земли – от лемура сифаки декенева до многочисленных рептилий, насекомых и экзотических растений.

По-моему, перед нами новый вид. Эти слова спокойно произнес Гери Ракотондравони, юный герпетолог, в чьих ловких руках очутилась очередная необычная ящерица. За несколько дней, что мы успели провести в мадагаскарском национальном парке-заповеднике Цинги-дю-Бемараха, он произнес эту фразу дважды или трижды.

На Мадагаскаре, известном своим биоразнообразием (90 процентов местных видов – эндемичны, то есть встречаются только здесь), эта охраняемая территория площадью 1550 квадратных километров стала своеобразным островом на острове. Этакая биокрепость: неровная, по большей части неисследованная, сделавшаяся почти непроходимой благодаря изрезавшим ее массивным известняковым формациям – цинги.

Мадагаскарские формации цинги – это место, где можно во время обычной прогулки столкнуться лицом к лицу с неведомым существом.

Гигантская каменная плита юрского периода, постепенно размываясь, превратилась в лабиринт острых, как нож, башен, щелевых каньонов и пещер, которые отпугивают людей, но дают приют животным и растениям. Ученые то и дело регистрируют здесь новые виды: в 1996 году было описано ранее неизвестное кофейное дерево, в 2000-м – крохотный лемур, в 2005-м – летучая мышь, два года спустя – лягушка. Не так давно были зафиксированы и более крупные незнакомцы, в том числе длинноногий лемур. Его обнаружили в 1990 году, но назвали лишь в 2005-м, причем весьма оригинально – по имени британского комика, защитника дикой природы Джона Клиза.

Биолог из Чикагского музея естественной истории Филда Стивен Гудман, который двадцать лет проработал на Мадагаскаре, называл этот регион райским убежищем. Это место, где можно заниматься биологией так, как было принято век назад, и где можно во время обычной прогулки столкнуться лицом к лицу с неведомым существом. «Мадагаскарские формации цинги – одно из мест на Земле, хранящих удивительные биологические сокровища», – говорит Гудман.

Увидеть цинги не так-то просто. Мы с фотографом Стивеном Альваресом входим в парк в марте, в конце сезона дождей, перед тем как темнеют и опадают листья, а лесные ручейки высушивает зима. Ракотондравони согласился нас сопровождать. Это был уже четвертый его поход в Цинги-дю-Бемараху. Он один из немногих ученых, побывавших здесь неоднократно. В Антананариву, столицу Мадагаскара, мы прибыли вскоре после переворота и свержения президента. Выезжая из города, мы гадали, не задержат ли нас. Но, благополучно выехав за городскую черту, встречали признаки переворота все реже.

До цинги мы добирались без малого пять дней. Через три дня дорога закончилась, и пошел изрытый колеями грунт, то и дело ныряющий в илистые ухабы. Паромы перевезли нас через реки, красные от почвы, которую принесло сюда, когда вырубили леса выше по течению. Деревни съеживались, машины исчезали, лес становился все гуще. Через каждые несколько километров Ракотондравони спрыгивал с грузовика и устремлялся в заросли. Возвращался он, волоча крупную змею или ящерицу. Возле одной деревушки, где начиналась тропа, мы углубились в лес.

Наше путешествие пришлось на время, предшествующее долгому сухому периоду. В это время многие животные впадают в спячку, чтобы выжить без влаги.

Мы разбили лагерь на берегу прозрачного ручья, в котором на мелководье сновали рыжеватые крабы. А кухню устроили под выступом в скале, уходившей в поднебесье. Там, высоко-высоко, скала трескалась и расщеплялась на шпили, и гребни, и башни, которые и дали название этому месту.

«Где не походишь босиком». Так переводится с малагасийского слово «цинги». Но, как мы вскоре выяснили, чтобы передвигаться в этих краях, нужно нечто большее, чем пусть даже самая прочная обувь.

Кое-где мы пытались пробраться с помощью скалолазного снаряжения. Но цинги так не возьмешь. Временами казалось, будто ползешь среди гигантских вертелов. Чем грозит падение, можно было представить, посмотрев вниз на покореженные стволы поваленных деревьев. На отдельных участках мы брели в этом лабиринте по едва заметным тропкам, которые протоптали местные охотники за лемурами и собиратели меда диких пчел.

Мы протискивались в узкие проходы, и лямки рюкзаков цеплялись за каменные выступы. Требовалась предельная концентрация, чтобы найти, за что ухватиться и куда поставить ногу, а потом еще и проверить, не слишком ли острая скала, выдержит ли она вес. Мы продирались по узким ущельям и нервно перешагивали через гребни, походящие на ограждения, посыпанные битым стеклом. Скалы впивались в ботинки. Обычно за подъемом на игольчатые острые пики сразу следовал спуск на тонкий слой почвы, покрывающий еще более зубастые скалы. Мы осторожно ловили равновесие и соображали, что делать дальше.

За день удавалось пройти в лучшем случае километр: представьте, что вам нужно пересечь город, взбираясь на каждую высотку и спускаясь с противоположной стороны. Поскольку мы двигались медленно, то становились легкой добычей для москитов и ос. Все это лишний раз показывало, насколько сложно проводить здесь биологические изыскания, таща с собой по чудовищному рельефу оборудование и добытые образцы. Пройдя гораздо меньше того, на что рассчитывали, мы все же увидели сотни животных и растений – больше, чем смогли опознать.

Однажды днем, возвращаясь по жаре из похода, я зацепился за вьющиеся стебли возле дороги и упал, угодив коленом на острый камень. Это была цинги в миниатюре. Известняковый зубец прошел почти до кости. Медсестра больницы, куда мы добрались через два дня, никак не могла взять в толк, зачем я так рисковал.

Здешние необычные образования – часть карстовой системы. Этот пейзаж образовался в результате того, что вода разъедала, размывала пористый известняк, придавая ему форму. Сам по себе процесс выкраивания такого неземного каменного пейзажа сложный и очень редкий: за пределами Мадагаскара существует лишь несколько похожих карстовых образований.

Как полагают исследователи, подземные воды просочились в огромные известняковые отложения и начали их размывать в местах стыков и трещин, образуя пещеры и туннели. Полости увеличивались, и со временем их потолок обрушивался, тоже на стыки, в результате чего образовались ровные каньоны глубиной до 120 метров, с острыми шпилями отвесных скал по краям. Некоторые каньоны до того узкие, что по ним с трудом может пройти человек, другие же по ширине сравнимы с проспектами.

Летчикам, которые исследовали район с воздуха, цинги напомнила глубокие городские каньоны Манхэттена: хаотичные угловатые контуры зданий переходят внизу в сетку улиц и переулков, домов и парков, под которыми циркулирует система водосточных труб, канализации, транспортных туннелей. Это сравнение можно применить и к обитателям цинги, ведь формации – как ряды высотных жилых домов, на каждом этаже которых находят приют самые разные виды живых существ.

На верхних ярусах мало почвы и негде укрыться от солнца. Температура часто поднимается выше 32°C, так что здесь обитают лишь те животные и растения, которые не боятся иссохнуть и способны перемещаться по пикам и каньонам. Для лемуров, таких как белошерстная сифака декенева и коричневый лемур, цинги – вполне удобное шоссе: они прыгают со шпиля на шпиль, когда перебираются по плодовым деревьям. А ящерицы в расщелинах и трещинах охотятся за насекомыми в зарослях засухоустойчивых ксерофитов: молочая, алоэ, колючего пахиподиума и других растений, которые в поисках воды пускают в скалы свои длинные, похожие на канаты корни.

На среднем уровне «высоток» в стенах каньона ниш больше. Здесь селятся крупные крыланы и темные попугаи-ваза. Их крики и гомон эхом разносятся по сводчатым залам и трескающимся галереям. Там, где потенистее, в отверстиях скал обустраивают гнезда пчелы. Но богаче всего жизнь внизу, в сырых разломах, где скапливается вода и земля.

Среди множества орхидей и огромных тропических лиственных деревьев водится разная живность: гигантские улитки, похожие на сверчков насекомые размером с кулак, крупные хамелеоны, изумрудные змеи, красные крысы. Прохаживается по цинги и питающаяся лемурами фосса – мускулистое гладкошерстное млекопитающее, похожее на большую кошку. И наконец, под землей и глиной находятся пещеры и туннели, где снуют рыбы, крабы, насекомые и другие существа, некоторые – вовсе не выходя на поверхность.

Каменный город. Этот «город» укрыл многих жителей, даже когда другие экосистемы Мадагаскара пострадали. Ученые называют его идеальным убежищем. В биологии понятие «убежище» означает зону безопасности, что-то вроде лагеря беженцев, куда стекаются живые существа, когда разрушается среда их обитания. Попав в убежища, животные и растения зачастую становятся совершенно непохожими даже на своих ближайших родственников. Да и сам Мадагаскар олицетворяет этот процесс – столь далеки многие из его видов от своих сородичей на африканском континенте.

Примерно 2300 лет назад на Мадагаскар пришли люди, и с той поры было уничтожено почти 90 процентов исходной среды обитания.

Самые известные на острове существа – лемуры. Их предшественники когда-то жили в Африке, но со временем вымерли, уступив континент другим приматам, и сегодня лемуры встречаются только на Мадагаскаре. Без конкуренции, которая, вероятно, и довела их до вымирания в других регионах, они достигли здесь большого разнообразия форм. Это и ныне исчезнувший вид крупных, как горилла, лемуров, и мышиный лемур размером с ладонь – самый маленький из ныне живущих приматов.

Здешний лес, защищенный каменными стенами, орошаемый сезонными дождями, сильно отличается от пальмовой саванны, которая окружает цинги на востоке, и прибрежных районов, окаймляющих ее с запада. Это отголосок другой эры, когда лесные коридоры, вероятно, соединяли части острова.

За последнее тысячелетие в силу естественных причин климат стал суше, и коридоры оказались раздроблены. А примерно 2300 лет назад на Мадагаскар пришли люди, и с той поры было уничтожено почти 90 процентов исходной среды обитания. Лес по большей части пускали на переработку, вырубали или сжигали, чтобы освободить место для посева, а позже и для скота.

Теперь многие виды, которые прежде обитали на острове, считаются вымершими. Но на западе большой участок леса отгорожен цинги. Камень по сей день не только преграждает путь человеку, но и препятствует пожарам, оберегая лес от возгорания – как естественного, так и «рукотворного».

«Отчасти существование в Цинги-дю-Бемарахе необычных популяций животных и растений объясняется тем, что поменялось все вокруг – из-за человека или климатических сдвигов, – отмечает Брайан Фишер, куратор энтомологического направления Калифорнийской академии наук. – Как оказалось, это место может похвастаться куда большим разнообразием, чем мы поначалу думали».

Жизнь на дне. Знойным утром наша маленькая экспедиция отправилась в чащу леса, покрывающего дно разлома. Задержались у большого муравейника, от которого разбегались красные муравьи. Было влажно, пахло подвальной сыростью, и в этом плотном воздухе чувствовался исходящий от каньона и леса ритм, то ли слышный, то ли ощущаемый: гул крыльев миллиардов насекомых.

Ракотондравони осторожно потыкал прутиком в муравейник, выискивая ренивитсику («муравьиную матку») – разновидность змеи, которая часто селится в муравьиных колониях. Змей мы не обнаружили, зато, исследуя землю возле муравейника, Ракотондравони обратил внимание на несколько растений. Среди них были похожие на пальму узколистые деревья. Это, пояснил он, еще одни гости, которые нашли приют в проходах цинги. Такие деревья широко распространены во влажных лесах Восточного Мадагаскара, но почти не встречаются на гораздо более сухом западе. И только в разломах им удалось укрыться от палящего солнца и лесных пожаров. По словам Гери, встречаются здесь и лягушки, чьи ближайшие известные родственники живут в восточных лесах за сотни километров отсюда.

Сложный ландшафт порождает еще более укромные убежища. Некоторые виды, чей ареал ограничивался лишь парой каньонов внутри цинги, в условиях большего уединения, судя по всему, со временем эволюционировали. Примером подобного микроэндемизма, когда эволюция подгоняет животных под тесные размеры ниш, могут служить лемур Джона Клиза, мышиный лемур и по меньшей мере два карликовых хамелеона размером с мизинец – одни из самых маленьких в мире.

Брайан Фишер трижды ездил в эти края, пытаясь разобраться, как сформировались подобные убежища и как там организована жизнь. С помощью анализа ДНК он сравнивает муравьев из района цинги с муравьями из Восточного Мадагаскара, надеясь установить, когда эти муравьи оказались в изоляции. Результаты исследования помогут понять, как эволюционируют животные, отрезанные от других популяций, и как они реагируют на климатические изменения: только ли скрываются в убежищах, или же еще и приобретают новые черты.

Ответы на эти вопросы, по словам Фишера, могут иметь значение для будущего, учитывая деятельность человека, которая нарушает естественную среду, и климатические изменения на планете.

Однако поскольку экосистема цинги существует уединенно и практически неприступна, ей скорее угрожает не человеческая деятельность, а перемена погодных условий в регионе. Понижение влажности, уменьшение количества осадков, повышение их кислотности – любой из этих факторов способен навредить лесам и даже камню.

«Интересно, как долго смогут существовать реликтовые леса, – размышляет Фишер. – Они могут исчезнуть в ближайшее время. Пока это крепость, но она уязвима. Мы совсем немного знаем о ее жизни и только лишь начинаем что-то понимать».

В один из последних дней в цинги я стоял на смотровой площадке, разглядывая уходящие вдаль вершины и пики. В сумеречном свете серый камень отливал багровым. Эту площадку построили несколько лет назад для туристов, но туристы перестали сюда приезжать. Их отпугнул переворот в стране. Для парка это плохая новость: как сказал мне один чиновник, половина бюджета формируется из поступлений, связанных с туризмом. И теперь неясно, как это скажется на заповеднике, на зарплате служащих, на развивающих и образовательных программах, объясняющих бедному местному населению, почему надо заботиться о сохранении природы. Он устало улыбнулся: «Придется проявлять изобретательность».

Невдалеке по пикам пронеслась стая сифак, легко преодолевая глубокие каньоны и приземляясь на лезвия скал. Лемуры с ослепительно белым мехом смотрелись как полярные жители, высадившиеся в тропиках. Они парили над одним из самых устрашающих в мире пейзажей так, словно законы физики ничего не значат, будто на эти законы ссылаются не столь ловкие создания, чтобы оправдать собственную неуклюжесть.

Сифаки исчезли вместе с вечерним светом. В небо дугой взмыли попугаи, обгоняя больших молчаливых летучих мышей. Лес в каньонах внизу стал ровной серой массой. Мы спустились с вершины и направились к лагерю, освещая пространство между деревьями налобными фонарями. В темноте мерцали оранжевые и зеленые самоцветы – глаза ночных лемуров, встречающихся только здесь, гекконов, кожа у которых гладкая и переливчатая, как у форели, больших пауков и мотыльков с тонкими, как тень, тельцами. Ночь сама становилась убежищем, временным материком, скрывающим каменный город и всех его обитателей, поименованных и до сих пор безымянных.

Использованы материалы: http://www.nat-geo.ru/article/738/gallery/340/3218/