Самолёт начал разбег, а я, вцепившись с панель приборов, устремил свой взгляд вперёд. Но взгляд этот тут же осёкся на сломанном напополам лобовом стекле (так мне тогда показалось), сшитом на месте слома то ли ниточкой, то ли проволочкой, и заботливо проклеенным скотчем. Единственная мысль, которая возникла тогда в голове, это то, что в данный момент я меньше всего хотел бы знать, какие обстоятельства способствовали появлению этого шва.
Самолёт же на удивление быстро разогнался и, оторвавшись от земли, так же быстро и легко стал набирать высоту.
По нашим следам от машин на видео хорошо видно, как мы уже перед избушкой несколько раз из-за наледей кардинально меняли направление и даже где-то возвращались назад.
Сразу после взлёта вдруг всё вокруг стало очень маленьким. На высоте 200 метров над землёй оказалось, что всё находится совсем рядом – вот наши машины, вот остров Вайгач, вот знак Европа — Азия, вот заброшенная метеостанция «Югорский Шар», вон Карское море, а вон Баренцево… И вот здесь тревога внезапно сменилась восторгом. Знаете, очень редко, но бывает такое, когда ты не можешь сдержать улыбку. Эту дурацкую счастливую улыбку! Виктор чего-то там спрашивал, показывал… А я просто крутил головой, улыбался и молчал.
Вот и вся ширина пролива Югорский Шар. До противоположного берега около трёх километров. По рассказам местных, язык из торосов ровно посередине пролива появился меньше месяца назад – их нагнало сюда во время прилива. А до этого там была открытая вода. Ровный лёд замёрз ещё позже.
Тот же самый язык с другого ракурса. Снижаемся, чтобы лучше рассмотреть состояние льда и варианты прохода. Справа на берегу вдалеке видны маленькие черные точки – это заброшенное село Хабарово.
Ниже на видео остатки села видно получше.
Высота 137 метров, скорость 96 км/час.
Снижаемся ещё немного и пролетаем над открытой водой, в которой спокойно плещутся нерпы. К сожалению, шлёпанец, на который велась фотосъёмка, не смог их увидеть. Но они там есть.
Полетав туда-сюда и определившись с единственным возможным местом, где можно попытаться перейти на машинах, Виктор пошёл на посадку.
При посадке было ощущение, что мы мяч для пинг-понга, который улетел со стола и теперь куда-то бесконтрольно прыгает по полу в неизвестном направлении. Но мне уже было всё равно. Восторг от увиденного затмил абсолютно всё происходящее вокруг, а невозмутимость и спокойствие Виктора вызывало в нём восхищение и уважение.
Человек, который круглый год на своём маленьком личном самолётике работает и путешествует в Арктике. И зимой и летом он управляется с этим летательным аппаратом, не смотря на ужасные погодные условия. А ведь на севере погода может кардинально поменяться за считаные минуты – то в солнечную погоду накроет сильным туманом, то ветер со штиля поднимется под 40 м/с и выше. И даже в этот раз Виктор не специально прилетел к нам, чтобы меня покатать. Нет, просто так совпали звёзды, и он как раз в это время доставлял груз из Амдермы на полярную метеостанцию «Болванский Нос», которая находится на самой северной оконечности острова Вайгач.
Пока мы летали, день подошёл к концу, а ещё нужно было заправить самолёт и очистить крылья ото льда. Поэтому было принято решение о ночёвке. Кабину и винт укрыли чехлом, а сам самолётик посадили на поводок и привязали к машине, уж слишком сильный ветер поднялся к вечеру.
Праздничный ужин, приготовленный сразу в двух мультиварках, проходил в отличнейшей компании на середине пролива Югорский Шар, то есть прямо на границе Карского и Баренцева морей. У меня и моего штурмана Олега это было знаменательным событием ещё и потому, что в 2013-ом году мы с ним добрались до восточной границы Карского моря мыса Челюскин на технике своим ходом. Только я доехал туда на грузовике ГАЗ-3308, а он несколькими днями позже на снегоболотоходе «Макар». И вот теперь, по прошествии четырёх лет мы вместе доехали на легковом автомобиле до западной границы Карского моря, проехав его от края до края и посетив все населённые пункты на его побережье.
Через полчаса после этой фотографии Виктор улетит на Вайгач, а ещё через час всё наглухо затянет низкими серыми облаками, видимость резко упадёт до нескольких метров, и нас снова на долгие дни накроет метелью и снегопадом. После этого с Виктором у нас ещё сутки не будет никакой связи, и мы очень будем переживать, успел ли он долететь до метеостанции.
Утренний прогрев мотора самолёта перед запуском.
Мы же, проводив Виктора, выдвинулись к месту предполагаемого перехода. И опять начали ловить наледи.
Далеко сзади видна вторая машина, и судя по находящемуся на улице штурману, у них тоже не всё гладко.
Но пока мы выкапывались из этой западни, они нас догнали и, не доходя до места нашего копания около ста метров, ушли гораздо правее так, что их даже в кадре не видно, и успели прилично продвинуться вперёд. Догнать их по пробитому ими же следу нам потом не составило труда.
Вправо нам нужно было уходить ещё и потому, что только в этом месте у нас был хоть какой-то шанс на переход через пролив. Пробившись через узкую полосу старых припайных торосов, мы подошли к границе ровного свежезамёрзшего льда. Наступил момент истины и кульминация всех последних дней – позволит ли толщина этого льда проехать на легковых автомобилях на остров Вайгач или нет.
Взяли ледобур, вышли, начали бурить… И уже на третьем обороте ножи бура прошли сквозь лёд, и из лунки приличным потоком начала выходить вода из-за того, что тонкий (около 10-ти сантиметров) лёд прогибался даже под весом нескольких человек. О выезде сюда на машинах не могло быть и речи.
Недолго думая развернулись, выехали на берег и направились прямо на побережье Баренцева моря к полярной метеостанции «Белый Нос», до которой оставалось менее 15-ти километров. Путь наш лежал мимо заброшенного села Хабарово.
К сожалению, от старинного поморского поселения, ведущего свою историю с XVI века, остались только несколько полуразрушенных зданий да остовы лагерных вышек. А ведь в своё время улицы села повидали таких полярных исследователей как Нансен, Толль, Седов и Норденшельд. Потом в 40-ые годы ХХ века здесь был организован лагерь ГУЛАГа, целью которого было строительство судостроительной верфи, поиск и добыча полезных ископаемых и строительство железной дороги Воркута – Хабарово. Но данным планам не суждено было сбыться, и лагерь был ликвидирован. Село же просуществовало до 90-ых годов, и потом было заброшено, а жители расселены по ближайшим населённым пунктам.
Предприняв попытку ехать по берегу прямо через село, находящееся на возвышенности, мы поняли, что машины уже не едут нигде – мягким и рыхлым снегом было покрыто абсолютно всё, и не было видно нигде ни одной травинки, чтобы хоть как-то ориентироваться на бугорки и пытаться ехать по ним.
Но тем не менее мы общими усилиями приехали, если это можно было так назвать, на метеостанцию «Белый Нос», где были радушно встречены её обитателями.
Необычайно приветливый и дружный коллектив, состоящий из двух семейных пар. Очень много интересного узнали мы от них о зимовках на полярных метеостанциях, о быте, об особенностях тех мест. Начальник станции Николай Бибекин и его супруга Валентина очень увлекательно рассказывали о своём многолетнем опыте работы метеорологами. О том, что до этого они много лет проработали на метеостанции "Канин нос». И что, например, мыс Канин нос является самым ветреным местом нашей страны в пределах материка. Там среднегодовая скорость ветра составляет 7,4 м/с. Для примера в Певеке, самом ветреном месте Чукотки, средняя скорость ветра ниже ровно в два раза — всего 3,7 м/с.
Вот так выглядела снежная обстановка вокруг машины после ночёвки на метеостанции. Правда здесь я уже успел покопать лопатой и немного проехать назад.
Вообще, это, пожалуй, была первая наша поездка, когда мы радовались температуре хотя бы -8. А всё потому, что все остальные дни за бортом было от +2° до -5°. Метель мела всегда и везде. Снег сыпал и прибывал бесконечно. Всё вокруг стало белое и пушистое. И если за первые дни мы успели поездить и по выдутым буграм, и по жёсткому насту (КС Ярынская — Усть-Кара 100 км за 1 день, Усть-Кара — Амдерма 160 км за один день, Амдерма — пролив Югорский Шар 30 км за полдня), то потом наша скорость передвижения снизилась до 20 км в день, и падала с каждым днём всё больше. До полярной метеостанции «Белый Нос» немногим более 10 километров мы шли с 6 утра и до 20.30 вечера. Бесконечное топтание в мокром и рыхлом снегу. И на всё обозримое будущее прогноз был от 0° до -4°, ветер и бесконечный снег. Больше не осталось нигде ни наста, ни травы, ни выдутых бугров. На сотни километров вокруг нас окружал только глубокий снег и сплошное молоко из-за пасмурной погоды. А на льду Баренцева моря вода. Под белым рыхлым снегом мокрая солёная вода. Везде.
А ведь нам ещё нужно было как-то проехать от метеостанции до посёлка Каратайка порядка 110 – 120 километров. Сунулись на лёд – вода. Попробовали по берегу – снег сплошняком. Небольшую надежду вселяло то, что ближайшие дни на метеостанцию из Каратайки должен был приехать гусеничный вездеход МТЛБ (единственный в этом направлении за всю зиму) и с ним два снегохода. И мы выдвинулись к ним навстречу.
И даже проехали за пару дней почти 20 километров, стараясь прижиматься ближе к морю, что бы хоть как-то различать рельеф.
Да и вдоль берега было хоть какое-то разнообразие. То обрывчик попадётся, то старая изба.
Но движение вдоль берега иногда нас и подводило. Потому что все устья ручьёв и речек были с водой, в которую мы время от времени вляпывались.
В таких ситуациях второй штурман брал лопату и уходил копать воду, а на водителя не утонувшей машины возлагалась миссия поиска обхода наледи.
Бывало, что приходилось и по километру ходить по руслу от побережья вглубь полуострова с лопатой наперевес до тех пор, пока под снегом не будет найден сухой лёд, позволяющий относительно спокойно двигаться дальше.
К концу то ли второго дня пути от метеостанции, то ли третьего, уже по темноте мы вдруг увидели вдалеке всполохи фар прямо у нас по курсу. Фары изредка вспыхивали, и тут же пропадали. И так происходило несколько раз. Потом повалил сильный снег, и видимость стала минимальной. А так как время было совсем позднее, то мы, так никого и не дождавшись, включили всю свою иллюминацию и легли спать.
Но проснувшись утром, мы увидели вокруг себя только белый снег. Никого не было, и никто за ночь мимо нас не проезжал. Протоптавшись до обеда, мы так никого и не встретили. Ни вездехода, ни снегоходов, ни даже их следов. Но ведь мы же вчера отчётливо видели фары…